левобухаринец правотроцкистский!»
Конвоиры повели меня и Пугачёва по дороге в сторону леса.
Нас заставили взяться под руки и прибавить шаг.
Порошил иней. Какая-то крупная птица шмыгнула в сумеречье.
«Чует, что скоро будет, чем поживиться…» – машинально отметил
я про себя.
В это время Пугачёв осмелился подать голос:
– Куда ведёте?..
– Куда надо! – был ответ. – Не разговаривать!
Прошли километра два. Лес кончился.
– Сворачивайте налево! – вдруг скомандовал один из конвоиров.
Налево дороги не было. Одни сугробы, точно могильные холмики.
И тут мы окончательно поняли, что нас расстреляют. Иначе зачем
сворачивать с дороги в сугробы? Конечно, чтобы не возиться с на-
шими трупами. Амба, деревянного бушлата нам не видать. Загнёмся
даже без ярлыка с номером дела на левой ноге. Закидают снегом –
и все дела.
Так мы лихорадочно думали в тот момент, и это были не самые
лучшие мысли в нашей жизни.
– Стреляйте, гады!!! – вдруг яростно обернулся к ним лицом Пу-
гачёв.
Старший конвоя усмехнулся:
– Очумел, дядя? Никто вас кончать не собирается. Подводы за
нами идут! Чуть сверните с дороги… Пропустить их надо.
Сквозь густой морозный туман я увидел позади переднюю ло-
шадь, запряжённую в сани, и облегчённо вздохнул.
Мы посторонились.
Подводы проехали, жёстко скобля железными полозьями сухой
колымский снег.
– Что, герои, поджилки дрожат!? – расхохотались конвоиры.
Часа за три мы дошли до автотрассы, и старший провёл прикла-
дом винтовки полутораметровый круг на обочине.
– Это ваша зона, – сказал он. – Заходите сюда и ни шагу за черту!
Конвой применит оружие без предупреждения.
– Знаем…– уныло сказали мы в один голос.
Полчаса я и Пугачёв жались друг к другу на пронизывающем ве-
тру, пока конвой не остановил попутку.
Мы забрались в кузов и поехали в сторону Магадана.
ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ
Так я оказался в тюрьме, которую называли «Дом Васькова». Здесь
во дворе у стены на меня повесили номер и сфотографировали.
А потом – в камеру. Надо сказать, что такую я увидел впервые: ка-
мера оказалось тёплой и по-своему уютной. По крайней мере, на
подоконнике открыто лежали хлеб, рыба и папиросы…
Я поздоровался и, как полагается, рассказал о себе.
– Есть хочешь? – спросили меня.
– Очень хочу! – не постеснялся я.
И тут произошло невиданное: мне надавали хлеба, селёдки, сахара
и давно забытого мной сливочного
