через услужливо распахнутые шторы артистического выхода.
Клоун, роняя огромные слёзы, горюет так сильно, что у него нет сил перелезть через манежный барьер, и он идёт прямо по нему… Его зонтик уныло висит в руке… Остриём вниз.
И вдруг! Откуда-то подбегает ребёнок и кладёт в зонтик конфету. Тут же начинают подниматься со своих мест другие зрители и несут плачущему клоуну кто яблоко, кто шарик, кто сувенир на память. Клоун сквозь слёзы виновато улыбается. Сгибается в благодарных поклонах… И под шквал аплодисментов, с помощью зрителей, настоящих, не подсадных, одолевает барьер и покидает манеж.
Клоун вздохнул и почесал рыжим париком лысую голову. Ему хотелось, чтобы у новой девочки был такой же волшебный зонт. А он положил бы в него золотистый, пахнущий жарким солнцем апельсин. Этот фрукт источал такой счастливый и непокорный аромат, что мигом разрушал больничную унылость.
Клоун вдруг замер и прислушался. Стерильную тишину Центра нарушил какой-то звук. Что-то ехало. Или ползло. Что само по себе было странным. В двенадцать часов ночи в таком заведении, как это, где большинство пациентов вынужденно пребывали в глубоком, липком, как, запутавшаяся в волосах жвачка сне, подобного быть просто не могло. Потому что в следующую секунду Клоун узнал этот звук. На второй этаж с хрипами и ворчанием заползал старый лифт. Тот самый, на дверце которого висела табличка: «Не пользоваться! Опасно для жизни!»
Двумя прыжками Клоун пересёк вестибюль и оказался у шахты старого подъёмника. Так и есть! Кто-то в одежде католического священника, с зонтом в руке, неприязненно смотрел на замершего у решётки шахты Клоуна.
– Ты кто? – тихо спросил тот, не дожидаясь остановки кабины.
Незнакомец молчал и пытался спрятать зонт. Он шустро убрал его за спину. Кончик зонта жалобно царапнул о металлическую стену, и нежданный гость быстро выдернул руку из-за спины и суматошно стал подпихивать длинный старомодный зонт под то, что выглядело полами сутаны.
– Пытаешься выглядеть больничным шутом? – неестественно мягко спросил ночной визитёр.
– Допустим… А ты стараешься выдать себя за священника?
– А я и есть священник. Смиренный служитель церкви.
– Это ты-то?! Священник?! У меня сейчас нос отвалится от твоего гнусного запаха! Ты пахнешь дьявольским зловонием распутства…
Незнакомец вздрогнул всем телом, попытался взглянуть на клоуна, но не смог. Чёрные зрачки пустились в бесовскую пляску панического ужаса.
– Что за ужасные вещи ты говоришь, сын мой? – голос полночного гостя дрожал и звучал с фальшивой, тонко продуманной приторностью. – Я пришёл, чтобы осенить благодатью отца нашего небесного одну заблудшую душу… Я смиренно выполняю свою миссию…
– И кто же тебя на неё благословил? Кто стопы направил в наши унылые стены?
Клоун напялил на лицо глупейшую улыбку, от чего
