нового тебе не скажет.
– У меня такое ощущение, будто вы что-то скрываете! – взорвалась Таня.
– Не ори! – подняла голову мать. – И скрывать тут нечего. Была у меня подруга… точнее, знакомая… точнее, ммм… ну, не важно! И всё, нет её!
– Умерла?
– Ну, можно и так сказать, – вздохнула мать. И спросила с подозрением: – А ты чего вообще к ней прицепилась?
Татьяна замерла. Рассказать ей?.. Нет, мать и без того к ней вечно придирается, а если узнает о приступах, тут же запишет в сумасшедшие: безоговорочно и прочно. А Таня всё же надеялась, что когда-нибудь, каким-то чудом, они найдут с матерью общий язык. Пусть сейчас у них непростой период, но всё-таки… Когда-нибудь…
– Ладно, некогда мне… – Елена Степановна поднялась с кресла. – Пойдём, я за тобой дверь закрою.
Татьяна молча вышла в прихожую, принялась обуваться. Мать стояла над ней, ждала. И вдруг спросила:
– Как здоровье у тебя?
– Нормально, – буркнула Таня.
– А с мужем что?
– Разводимся.
– Понятно, – пробормотала мать. И сказала – уже громче. – Рада, что у тебя все налаживается. И ты… Извини меня, за то, что не сдержалась тогда, в палате.
Таня потрясенно выдохнула. Мать не извинялась раньше. Никогда. Демидова выпрямилась, взглянув ей в глаза. Но та отвела взгляд, и сказала, открывая дверь:
– Ты хоть звони, не пропадай.
– Мам, я тебя простила, – невпопад ответила она. Елена Степановна кивнула, глядя в сторону, и Татьяна покорно шагнула за порог.
Вниз она сошла медленно, будто во сне. Добрела до машины, плюхнулась за руль. И не понимала, что поразило её больше: то, что Пандора оказалась реальным человеком, или извинение матери.
А потом ещё одна мысль вспыхнула молнией: «Если Пандора – обычная женщина, у меня точно нет никакого психического заболевания! Это что-то другое, как Янка и говорила. Я должна вспомнить. Иначе никогда не починю свою жизнь».
И, достав телефон, набрала номер психоаналитика.
– Хорошо, Татьяна, – выслушав её, сказала Жанна Нестерова. – Сможете приехать в мой кабинет завтра в одиннадцать? Запишите адрес: Москва, первая Дубровская…
Глава 7
Тигр, подобравшись, напряг мускулы и смотрел с натяжного потолка недобро – будто готовился к броску. Под этой громадной тварью Василенко казался придурковатым карликом-толстосумом, безвкусно украсившим своё жилище: попытка стилизовать комнату под Африку вылилась в сумасшедше-полосатые стены, сторожившую вход семью черномазых губастых идолов, да небольшое стадо эбеновых слонов на журнальном столике. Сейчас слоны тупо уставились в чёрную пасть лежавшего рядом с ними серебристого кейса – сюда, будто с неба, шлепались туго перевязанные пачки банкнот.
Василенко с усмешкой наблюдал за Максом, полулежа в пухлом кресле, обтянутом бежевой кожей. Держал в вытянутых пальцах тонкую чёрную сигарету, и щурился,
