чья-то рука, тяжело и долго давившая на затылок.
– Всё-таки основная эмоция – это чувство защищенности, – твердо сказала Демидова.
– Это очень странно, – психоаналитик задумалась. – А что вы вкладываете в понятие «защищенность»?
Вопрос поставил Татьяну в тупик.
– Говорите всё, что приходит в голову, – попросила Нестерова. – Не надо включать логику.
– Защищенность – это… когда что-то случилось, страшное что-то – а отец пришел и порубил всё топором, – с ходу выпалила Татьяна.
– Топором? – удивилась Жанна. – Почему – топором?
– Ну, это я образно, – отмахнулась Татьяна. – То есть он сильный, взрослый, и может дать сдачи, если кто-то захочет сделать мне плохо.
– Подождите. Вы сказали – порубил топором, – настойчиво повторила психоаналитик. – Это важно. Поймите, мы не просто так выбираем слова и образы. По сути, наше бессознательное выбирает их вместо нас.
– Не знаю, что вам ответить, – Татьяна была в растерянности. Ей казалось, что это обычное дело – подобрать какой-то образ. Она ведь с тем же успехом могла сказать «разнёс все в щепки», «разбил в пух и прах»… Но да, не сказала.
Нестерова тоже молчала – ждала.
– Попробуйте порассуждать об этом на досуге, – наконец, сказала она. – А пока давайте вернёмся к вашему запросу. Эта Пандора – вы не видели во время приступов чего-то, что могло с ней ассоциироваться? Человека, фигуру, вещь?
– Нет, – качнула головой Татьяна.
– А голос? Откуда он идёт?
– Его как будто ветер приносит. Но приступы часто случались в помещении, где не могло быть ветра. Он – тоже галлюцинация, я уверена.
– Скорее всего, не всё так просто… – задумчиво отметила Жанна. И попросила: – Попробуйте вспомнить голос. Чей он? Кому принадлежит? Его тембр, тон – кто бы мог к вам так обращаться?
Память услужливо вытолкнула на поверхность серое, мглистое видение: пластиковые люди-куклы бредут по зыбкому, как болото, полу, ветер воет: «Ппан-доо-раа»… Дёрнувшись, Татьяна распахнула глаза, прижала руку к груди, успокаивая скакнувшее зайцем сердце. И заставила себя снова закрыть глаза.
«Ппан-доо-раа», – снова шепнул ветер. Злой, обвиняющий, нетерпимый, он люто ненавидел Таню, бросая ей это слово, как упрек. Борясь с собой и подступающим ужасом – только бы не сбежать, не сдаться! – она стояла на этом ветру, а он вдруг сорвался на визг и зарыдал тонко, по-женски: «Пандоо-ора-ааа». И Татьяна, открыв глаза, потрясённо выдохнула:
– Он похож на голос моей матери. И она будто напоминает, что я виновата…
Она слышала свои слова, будто со стороны – так трудно было в них поверить. Но внутри отозвалось, будто заслонка отодвинулась, впустив уверенность: правда, это была правда. Пройдя по телу волной, уверенность обживалась в душе, придавая сил. И страх перед Пандорой будто выцветал, теряя власть.
Нестерова захлопнула тетрадь и встала.
