в рукав своей старой куртки – и промахиваясь раз, другой, третий, Марина всё крутила в голове одну и ту же мысль: «Не жалко, никого не жалко, и плевать на всё – лишь бы вернули сына».
Глава 11
– Лови, тётя Таня! – лицо Павлика раскраснелось от морозного воздуха, шапочка сбилась на затылок, открывая вспотевший лоб. Татьяна вытянула руки, принимая летевший мяч, но он не дался – шаловливо прыгнул в сторону и покатился по крупитчатому, поблескивающему в свете фонарей, насту, играя синей полосой на красном резиновом боку.
– Павлик, ну всё, хватит, – засмеялась она. – Совсем меня загонял!
– Ещё немноооожечко! Пожааалуйста! – заканючил он.
– Ладно, десять минут, а потом ужинать и доделывать уроки, – смилостивилась Татьяна.
– Йе-хуу! – радостно взвизгнул мальчишка и запрыгал по сугробам, проваливаясь в покрытый корочкой снег. Дотянулся до мяча, и бросил его Татьяне, смеясь от удовольствия и азарта. Но она отвлеклась: кто-то требовательно загрохотал по металлу калитки, и бил в нее – со всей дури, будто пытаясь проломить тяжелым сапогом – до тех пор, пока Татьяна не подняла засов.
Трое полицейских, Марина, дуло пистолета – Татьяне в лицо. Сила и грубость, её руки заломлены за спину. Тычок в спину. Грязные берцы перед глазами. Маринин вой – уже где-то сзади. Протестующий крик ребенка. И равнодушный мужской голос:
– Гражданка Демидова, вы задержаны по подозрению в похищении несовершеннолетнего, статья сто двадцать шестая Уголовного кодекса…
Он говорил что-то ещё, но до неё – будто сквозь тягучий вой ветра – долетали лишь обрывки фраз: право на услуги защитника… уведомление родственников… право отказаться от дачи объяснений… А холод наручников, впившихся в запястья, затапливал тело – и её затрясло так, что зубы мелко клацнули, но она всё же смогла выдавить:
– Я же никого… Это она просила…
– Тётя Таня! Отпустите тётю Таню! – рыдающий мальчишка впечатался в неё с разбегу, крепко обхватил сбоку, замолотил рукой, пытаясь оттолкнуть полицейского – но Марина, подскочив, отдирала его руки и визгливо вскрикивала: «Паша! Уйди! Я – мама! Я!» Но он оттолкнул её и крепче прижался к Татьяне:
– Она хорошая, отпустите! – закричал-заплакал мальчишка, и этот его плач словно разморозил Демидову. Она распрямилась, вперилась взглядом в лицо полицейского и твердо сказала:
– Вы не имеете права. Фирзина сама попросила, чтобы ребенок пожил у меня.
– Ах ты тварь! – закричала Марина. – Ничего я не просила, товарищ полицейский, она сама его сманила! Сначала отобрать хотела, заявляла на меня! А не получилось – так она втихушку сына увела, дрянь такая!
– Разберёмся, – безучастно бросил полицейский, крепко взял Таню за локоть, подтолкнул к калитке. И от этого толчка её ноги подогнулись, она неуклюже рухнула в подтаявший, грязный снег, и он обжег лицо, а руку прострелила боль – то бесцеремонно дернул её за плечо полицейский, злобно гаркнув: «Встаё-о-ом!» К нему подскочили
