ничего не узнает. Потом я перевяжу тебя.
Зэк оторопело смотрел на пожилую нищенку. Кровь тонкой струйкой стекала из раны на лбу.
– У них может быть собака, – не очень уверенно предположил он.
– Сейчас это неважно. Просто сиди и молчи. Давай, полезай внутрь.
Старуха уже собиралась захлопнуть за ним крышку, как внезапно ей пришла в голову одна мысль. Хромая, она потащилась в комнату к сыну, направившись к колченогому стулу с грубо вырезанной дырой на сиденье. Наклонилась, вытаскивая из-под него облезлый горшок, предусмотрительно накрытый крышкой.
– Это отобьет запах, – хмыкнула она. – Хорошо, что я не успела вылить…
– Ма… – жалобно протянул Роман.
Старуха обернулась.
– Ты должен молчать. Понял? Какие бы тебе ни задавали вопросы.
Инвалид покорно кивнул.
– Веди себя так, как будто ничего не произошло.
Вернувшись к подвалу, пожилая женщина наклонилась вниз.
– Прижмись к стене, – приказала она, выплескивая нечистоты внутрь.
Улыбнулась, услышав, как беглый зэк прошипел какое-то ругательство.
– Ничего, потерпишь, – сказала она.
– Дай мне хотя бы нож! – злобно потребовал уголовник.
Старуха покачала головой.
– Он тебе не поможет, если тебя найдут. Тебя изрешетят, как сито.
Снаружи постучали, едва она успела затереть на полу кровь.
Перед тем как подойти к двери, она посмотрела на Романа.
– Все будет хорошо, – сказала она ободряюще и подмигнула сыну.
В дверь снова яростно забарабанили.
– Откройте, полиция! – пробасил кто-то.
Вздохнув полной грудью, старуха поплелась в прихожую.
Каждый шаг отдавался хлесткой болью в колене, казалось, ногу проткнули раскаленным шомполом.
«Боже, помоги мне», – мысленно взмолилась она, отпирая дверь.
Снаружи стояло трое крупных мужчин. Физиономии уставшие и мрачные, с мешками под глазами, взгляды угрюмо-неприязненные.
Вперед вышел грузный полицейский, на погонах блеснули капитанские звездочки.
– Участковый уполномоченный Гнатюк. Попрошу предъявить документы.
Старуха усмехнулась:
– Вряд ли они вас устроят. У меня паспорт СССР.
Полицейский обменялся взглядом с одним из светловолосых мужчин, одетым в «гражданку» – вытертые джинсы и легкую куртку.
– Кто еще дома есть? – спросил он, испытывающе сверля старуху темными глазами-буравчиками.
– Мой сын. Что произошло?
Участковый опустил мясистую ладонь на потускневшую от времени дверную ручку:
– Пусти нас внутрь. Надо поговорить.
Он уже намеревался пройти, но старуха неожиданно потянула дверь на
