вдруг он не вернётся? – шепнула совсем охрипшая от рыданий Николь.
– Так ты молись, не теряй время на слёзы, – посоветовал он.
– Не могу, – покачала она головой. – Со мной что-то случилось. Когда мне плохо, я не молюсь. Я честно пытаюсь отдать Богу свою боль. Я тогда чувствую Его, как Он велик, Он смотрит на меня так ласково! Он так хочет мне помочь, разделить мою боль, я чувствую это. У Него получается, но Он такой огромный и моя боль так похожа на боль других, и она заполняет Его вместе с болью другими, и Ему так больно, что мне становится ещё хуже, это всё переполняет меня и потому и не плакать не получается и молиться не получается. Я просто сижу и ощущаю, как вся эта боль и моя, и Его пропитывает меня. И это страшно. Раньше я была этому рада. Заполниться вот так и умереть. А сейчас мне так страшно! Если я заполнюсь и умру, в мире станет только больше боли: потому, что Джеф… и мама, бабушка с дедом… и даже папа… они… Я не хочу заполниться вот так сейчас, я не могу так заполняться, это несправедливо.
– Это нормально. Справедливость такое скрытное от людей понятие, её человек со своей точки зрения часто просто не видит. Не говори мне о несправедливости Бога, это чушь. Если бы Господь пожелал отнять у тебя Джефа, он сделал бы это в любой момент. Но только Он может помочь тебе принять такое. Лучше поразмысли, чему Бог хочет научить тебя во время этой разлуки? И, может, эта духовная поездка полезна для Джефа в плане его роста?
Николь молча хмуро смотрела на него. Вздохнула.
Теодор предложил:
– Хочешь, давай будем молиться вместе?
Через час Джеф стоял у девятого выхода на собственном вокзале. Было странно оглядывать такое знакомое пространство и ждать вылета. Старый друг – знакомый фикус под эскалатором привычно шевелил в потоке кондиционированного воздуха своими зелёными пальцами: вентилятор расположился как раз над ним. Джеф смотрел вокруг и изумлялся: какая грандиозная работа прошла в его душе с осени и как за прошедшие три месяца всё изменилось. Словно это и не он стоит здесь.
Ему вдруг пришла в голову мысль из каких-то филосовских течений: а что если это – правда и в самом деле существует наложение реальностей. И он просто, сам того не осознавая, небритый в своей трехдневной одежде, полулежит сейчас на полу под фикусом, разглядывая пачки из-под сигарет, обертки и разный мусор, который ленивые граждане так любят закидывать в малоудобные для чистки места. Валяется себе вальяжно, опираясь локтями о заплёванный пол и размышляет, сколько минут ему нужно, чтобы найти чистую сорочку в его чистоплюйском особняке, чтобы не сваливать со своего уютного местечка ещё хоть с полчаса.
Картинка была настолько яркой, что Джеф вздрогнул и невольно оглядел себя. Да ну, быть того не может! И что, вокруг грязь, в душе грязь, и никакого просвета в будущем, потому, что будущего попросту нет? Ни спокойствия, ни Ники!? Нет. Даже если и так, то пусть лучше сознание останется в реальности Николь, чем в его собственной.
Он, не глядя больше по сторонам, сунул куртку в сумку, двинулся на регистрацию.
