всю ночь не спал.
– Ну, ничего, ничего. Вот операцию на днях сделаем, и на поправку пойдете. Когда родственники деньги перевести обещали? – выпроваживая иронию за дверь палаты, спросил Андрей Павлович.
– Нет у них родственников, и денег нет. Неудачники они, – раздался жиденький голосок с койки старика. И там зашуршали газетой.
Андрей Павлович не отреагировал и указал глазами на граненый стакан и тарелки с застывшей гранитной снедью:
– А что это вы сегодня не ели ничего? И пюре с сардельками остыли совсем. Невкусно?
– Изжога у меня.
– Так вы бы компота попили, что ли.
– Не люблю сухофрукты.
– Что ж, значит, живы еще, раз привередничаете, – пошутил Андрей Павлович. – Так когда, говорите, деньги переведут?
– На следующей неделе обещали, – пряча глаза, ответил больной и вдруг заметил: – У вас рукав в чернилах.
– Где?
– Вон – левый манжет.
– Ах, ты. Вот, что значит бобылем ходить, никто и не присмотрит. Где же я так? – посетовал Андрей Павлович, пряча руку в карман халата.
– А сколько вам лет, если не секрет? – спросил больной.
– Сорок два. А что?
– Что ж вы, такой видный мужчина и не женаты? За вами девки гурьбой ходить должны.
– Не родилась, наверное, та, – усмехнулся Андрей Павлович, смущенно поправив очки. – А вы сколько лет женаты?
– Да, так… – неопределенно ответил больной и отвернулся к окну, давая понять, что не намерен продолжать разговор.
– Ну, ну… не буду мешать, – сказал Андрей Павлович и подошел к другой койке.
– Не женаты они, не женаты, – плюнул старичок.
– Прекратите, – одернул его Андрей Павлович.
– А что они врут всем? – взъерепенился тот. – Им бы в морг, а они чужое место занимают.
– Как вам не совестно, – устыдил его Андрей Павлович.
– Мне совестно? Мне? Это тем должно быть совестно, кто за стенкой телики по ночам смотрят, спать мешают. Что это у вас там за нуменклатура в одноместной палате завелась?
– Извините, но у вас за стеной нет никакого телевизора. Там вообще кухня, – ответил Андрей Павлович.
– Значит, тарелки бьют, – не сдавался старичок. – Бум-бум, бум-бум.
– Показалось вам. И с чего вы взяли, что у нас номенклатура в больнице обитает?
– Рассказывайте мне…
…И все полетело кувырком. Как же ее звали? Одна из многих. Лишняя. Чужая. Забытая. Нэ-нэ-нэ. Наташа? Нюра? Нет. Как же давно это было. Точно, на третьем курсе, когда он вылетел из университета. С треском. Со стыдом. Кажется, он завалил не то политэкономию, не то… Впрочем, неважно. Завалил, а она осталась там – со своими
