style="font-size:15px;"> Он беспокойно зашевелился под одеялом, скинул на заплеванный пол старую газету и обнаружил, что его нос упирается в цедру какого-то фрукта.
– А я тебе кричу, кричу, – заперхал с соседней койки старик со злыми, как чесночные дольки, глазами и швырнул в его сторону огрызок. – Вставай, процедуры.
Медсестра откинула одеяло, он перевернулся, стащил пижамные фланелевые штаны, которые носили до него, по меньшей мере, человек тридцать – в жутких ромбах, с тугой резинкой, врезавшейся в поясницу, отчего на теле оставался бордово-лиловый рубец, – повернулся набок и почувствовал в начале едкий запах спирта, затем влажный комок на ягодице, а после – обжигающую струю, врывающуюся в тело.
– Больно, как больно, – простонал он.
– А ты терпи, терпи. На том свете еще больнее будет, – зло отозвался огрызкошвырятель и в жутком смехе обнажил верхний ряд вставных зубов.
– Заткнитесь, пожалуйста…
– Вот безносая придет, тогда и заткнусь, но прежде на тебя, клапанщик, полюбуюсь, – рыкнул в ответ старик.
– Ведите себя прилично, – рассердилась сестра. – Вы почему все время таблетки выплевываете? – обратилась она к ветошному хохочущему мерзавцу. – Вот пожалуюсь Андрею Павловичу.
– Они невкусные, – словно трехлетний шкодник-ангинщик запричитал неугомонный старик. – И вообще… Я с инфарктниками лежать не хочу. Что ни ночь, все гикаются и гикаются. А у меня выслуга перед отечеством – мне одноместка полагается. У вас же есть одноместки, правда?
– Правда, – подтвердила она.
– Вот и переведите меня туда, – рявкнул правдоискатель что есть силы, отчего верхняя челюсть выскочила изо рта и запрыгала на пододеяльнике в картофельно-свекольных разводах. Без тени смущения подхватив ее и ловким привычным движением водрузив на место, старикашка осклабился.
Подавив невольную улыбку, девушка строго произнесла:
– Все палаты заняты, мест нет. Если хотите, жалуйтесь Андрею Павловичу.
– Э, не, – хитро прищурился шкодливый. – Я пожалуюсь, а он возьмет и во сне меня заколет…
– Прямо уж, – искренне удивилась сестра столь абсурдному заявлению.
– Точно говорю: заколет, заколет. Вон Никодимка давеча жаловался, что из одиночки по ночам звуки раздаются: телик кто-то на полную громкость смотрит, – а утром-то Никодимки и не стало. Миокард гостинцев принес. А теперь угадайте, кому он жаловался? То-то же… – мразно ощерившись, подхватил сушеную корку от апельсина и швырнул в сторону окна. – Не спи, смерть проспишь!
– Немедленно успокойтесь! – прикрикнула сестра, угрожающе подняв шприц.
– А он спит и спит, – пожаловался старичок. – Целыми днями. И храпит, подлец. Спать не дает.
– А вы ему поцокайте, – посоветовала она.
– Это как? Глык-глык? –
