тех, у кого таких набалдашников не было. Какой-то почтенный бюргер уговаривал главного архитектора снести городскую башню, так как она загораживает вывеску в его кондитерскую.
– Поймите, – пытался объяснить ему чиновник, – затраты на снос башни будут больше, чем те камни, которые мы сможем продать после ее сноса. Это нецелесообразно и экономически невыгодно. Разве если вы найдете мне достойного покупателя на эти булыжники.
– Найду, – обрадовался хозяин кондитерской. – Вот вам крест, найду. Только снесите…
– А, Цахес! – Теодор подбежал к высокому худощавому мужчине со смешным хохолком светлых волос на голове, который о чем-то оживленно беседовал с толстым важным господином. Похоже, у них был какой-то деловой разговор, и посторонние уши им абсолютно были не нужны. Поэтому, важный господин быстро раскланялся и также быстро удалился.
– Знакомься, Ансельм! – не обращая внимания на то, что спугнул собеседника, сказал Теодор, – это Цахес, как я его звал в детстве, а ныне известный литератор Захариас Вернер. Не слыхал? Между прочим, Бог. Или почти бог. Помнится, когда мы жили с ним под одной крышей, мамаша его частенько потчевала нас водичкой, которую крошка Цахес превращал в вино. Я правда не могу утверждать, что это было хорошее вино, поскольку ввиду моего малолетства, мне его не давали, но все мои тетушки, и матушка в один голос утверждали, что это был божественный напиток. Вот, Ансельм, какова сила внушения. Что ж ты хочешь – Бог.
– Не паясничай, – прошипел Захариас. – Ты отлично знаешь, что моя мать больная женщина.
– Но это не мешало нам по утрам молится на тебя всем домом, включая прислугу. Правда, правда, Анесльм. Я не шучу. Его мать уверяла нас, что это – новый Иисус! И я почти поверил…. А сейчас, наш славный Захариас хочет всех убедить, что пишет гениальные стихи. Ты только послушай, Ансельм, разве это не гениально:
«Когда тебя, прекрасную, как розу
Пред алтарем увидел я…
Когда я в танце своевольно
Прильнул к твоей груди…» та-ра-ра-ра. Ты можешь представить, Ансельм как можно в танце прильнуть к груди… так ведь не трудно промахнуться и прильнуть к чему-нибудь менее выдающемуся.
– Прекрати, Эрнст. Я сюда пришел не для того, чтобы слушать твои колкости.
– Неужели ради Моцарта? Ты же сам не так давно утверждал, что он бездарность. И что наш обожаемый городской композитор Людвиг Бенда обладает куда большими талантами, чем Вольфганг Амадей. Одна «Луиза» его чего стоит. Шутка ли – тридцать с лишним представлений в одном городе. Бедному Моцарту такое и не снилось. – При этих словах Теодор даже расхохотался.– Вот такой тонкий музыкальный вкус у наших городских меломанов. Вот где проживают подлинные ценители творчества Великого Моцарта.
– Я и сейчас скажу, что его «Дон Жуан» – весьма посредственное произведение, –
