да. Веселого Пурима. Простите, мне надо успеть в синагогу… – Фельдблюм выскочил на Гранд Арми Плаза. Ривка пожала плечами:
– Он зашуганный какой-то, всего боится. Впрочем, понятно, почему, с его прошлым… – двери распахнулись. Она, недовольно, заметила подруге:
– Опять опаздываешь. Бежим, иначе мы не втиснемся в поезд, рабочий день заканчивается… – из Бруклина люди ехали в еще более бедные кварталы, в Бронкс:
– И когда только прямую линию проложат, в объезд Манхэттена… – развернув зонтики, девушки заторопились ко входу в подземку.
Башню бруклинского почтамта, на Кадман Плаза, заливало яркое, весеннее солнце.
Погода изменилась за одну ночь. Город проснулся под чистым, словно вымытым небом. Сильный, восточный ветер, с океана, гнал над островами рваные, белые облака. Ист-Ривер и Гудзон топорщились волнами, желтый паром, со Стэйтен-Айленд, немилосердно качало.
Клерки, едущие в Нижний Манхэттен, высыпали на палубу, залитую солеными брызгами. Чайки кружились над крышей парома, хлопали крыльями, выпрашивая подачки. Вдалеке, у факела Статуи Свободы, медленно парил большой, красивый сокол-сапсан:
– Они раньше гнездились на крыше собора Святого Патрика, – заметил кто-то из клерков, – а сейчас сокола в Нью-Йорке и не увидишь. Должно быть, он с гор залетел, с запада… – взмыв в небо, птица рванулась на восток, к Бруклину.
На Кадман-плаза текли веселые, талые ручейки. Воробьи прыгали у тележек продавцов хот-догов, дрались за крошки, щебетали, высокими голосами.
Хорошо одетый, невысокий мужчина, с каштановой бородой, при пенсне, в золотой оправе, зазвенел центами:
– Хот-дог от Hebrew National, пожалуйста, и чашку черного кофе… – продавец, на зиму перебиравшийся из Центрального Парка ближе к дому, в Бруклин, проводил глазами клиента:
– Лицо знакомое, где-то я его видел. Кого я только не видел, за тридцать лет, у лотка… – торговец решил, что мужчина, по виду, преуспевающий делец, хочет тряхнуть молодостью:
– Должно быть, он студентом сосиски покупал… – монетки упали в кассу, – везет некоторым, а я на пятом десятке режу булочки, и развожу кофейный порошок. Даже в Пурим работаю. Впрочем, и он, видно, по делам собрался… – у покупателя при себе имелся дорогой, хорошей выделки саквояж.
Меир нашел свободную скамейку, в маленьком сквере, рядом с почтамтом. Вытянув ноги, кусая сосиску, с острой, желтой горчицей, он блаженно жмурился.
Утром мистер Фельдблюм отвел дочь в резиденцию ребе. После чтения Свитка Эстер, детям предстоял праздничный обед. Позвонив в контору, сославшись на ноющий зуб, Фельдблюм предупредил, что сегодня, придет немного позже. Утреннее солнце оказалось теплым, Меир бросил воробьям кусок булки:
Доев сосиску, вытерев руки носовым платком, он закурил:
– Ева каждый день птиц кормит. В палисадник даже сокол заглядывает, хотя они в Нью-Йорке
