Мои любимые дети – их что, в той новой реальности тоже уже не будет? Мой друг Андрей, о котором я всё ещё помню и хочу помнить всегда, хоть эти воспоминания и не приносят мне радости.
Нет, даже думать об этом невозможно.
Как можно вычеркнуть то, что, по сути, составляет меня, ведь тогда и от меня ничего не останется.
И зачем, во имя чего?
Что это за предназначение такое, меняющее порядок вещей, сам смысл моего существования?
Что бы там ни говорил Эдмунд, какими бы могучими силами он ни пугал, я не собираюсь сдаваться, я буду сражаться за свой привычный мир, за свою семью, за право оставаться собой.
Решение было принято.
Оставалось ни много ни мало – понять, как и с кем, мне предстояло сражаться.
Я сидел в мокрой пижаме на деревянной лошадке посреди газона больничного двора и гневно смотрел на въездную арку, ожидая неведомого мне врага, но город спал.
Никто не готовил на меня наступления.
По всей видимости, силы, о которых мне говорил Эдмунд, даже не принимали меня в расчёт. Они просто вели свои, им одним понятные игры, справедливо полагая, что мелкая букашка, кем, видимо, для них являлся я, всё равно никуда не денется.
И пусть я не был вписан в жёсткую схему и не был связан их сетью, тем не менее, я запутался. Не понимая, что делаю, сам отважно шагал по проторённой для меня дороге прямо в логово паука.
Это было почти неизбежно.
С каждым мгновением я обрастал новыми причинно-следственными связями, которые толкали меня туда.
Я продолжал смотреть в арку, дождь почти прекратился, по-прежнему всё ещё была ночь, редкие машины проносились мимо по улице. Одна из них, включив поворотник, свернула в арку моего двора.
Это был серебристый «мерседес», и он остановился прямо напротив меня.
Опустилось тонированное боковое стекло двери водителя, и за ним я увидел Машу – женщину, предназначенную мне судьбой, ту, о которой, боясь признаться себе, я мечтал, ту, с которой мы несколько часов назад решили навсегда расстаться.
– Здравствуй, Володя, – сказала она. – Нам нужно поговорить.
– Здравствуй, Маша, – ответил я, показывая рукой на соседнюю деревянную лошадку. – Присоединяйся, поскачем вместе, видимо, нам по пути…, заодно и поговорим.
– Нет, Володя, – сказала она. – Нам лучше разговаривать не здесь, нам лучше уехать из этого места. Уехать как можно скорее и как можно дальше. Садись в машину.
Я молча посмотрел на себя – мокрая пижама, грязные тапки.
– Куда я сяду в таком виде? – ответил я. – Нужно хотя бы переодеться, я же тебе сиденье испорчу.
– Плевать на сиденье, садись, – сказала она, – возможно, времени уже не осталось.
Я сел в её «мерседес», часы на приборной панели показывали 4.38. Уже наступало воскресное утро.
Маша объехала круглый газон, свернула на пустынную улицу и вдавила акселератор
