Я не был уверен, что она примет меня.
Оборвать отношения с женой? – Но я в тот момент этого не хотел.
Здесь, с Ирой, всё было привычно, надёжно и предсказуемо, мы понимали друг друга. Я не знал, простила ли она меня, но верил, что она постарается это сделать. Нас с ней многое связывало, у нас с ней были взрослые дети и в обозримом будущем могли появиться внуки.
А что нас связывало с Машей? Кроме искрящейся радости обладания друг другом, пожалуй, что и ничего. Пусть яркие, невероятные отношения, неугасающая страсть при каждой новой встрече, но всё же, как мне тогда казалось – не любовь.
И находясь дома, рядом с женой, я думал, что это совсем не много.
– Да, Ира, – сказал я, считая, что менять свою жизнь кардинально, видимо уже поздно. – Я остаюсь. Прости меня, если сможешь…
Так я отказался от Маши, и она исчезла из моей жизни.
На следующий день она не вышла на работу, не было её и в следующие десять дней, потом я ушёл в отпуск, а вернувшись, узнал, что она уволилась.
Спустя какое-то время у меня самого тоже многое изменилось.
После увольнения Маши, будто что-то сломалось, а может быть, я сам стал другим. Контакта с подчинёнными уже не было. Исчезли доверительные отношения, мы перестали быть одной командой. У нашего коллектива исчезла душа, именно Маша и была ею, именно она и связывала нас друг с другом.
Спустя полгода уволился и я.
Мне предлагали повышение, но я не захотел остаться, эта работа стала мне ненавистна.
Открыл своё дело.
Моя строительная компания благодаря старым связям процветала.
С Ирой мы поддерживали дружеские отношения, создавая видимость благополучной семьи.
Иногда я даже верил, что это правда.
Но Машу я забыть не смог.
Она была необыкновенной, удивительной женщиной, возможно, единственной, той, какую встречаешь только раз в жизни, той, от которой я отказался сам…
И вот теперь, спустя долгих семь лет, я стоял в больничной палате, держал её в своих объятиях, а она стояла, прижавшись ко мне, и тихо плакала.
Что с ней случилось за эти семь лет?
Как она оказалась здесь, в этой больнице?
Как она стала медсестрой?
Наверное, лучше и не спрашивать, если захочет, расскажет обо всём сама…
Я на мгновение прервал поток своих мыслей.
Вернее, что-то заставило меня его прервать, но что?
Я оглядел поверх Машиной головы свою палату и не увидел ничего необычного. Стол с пирожками, недоеденными Игорем, чайник, кофейник – здесь ничего не изменилось.
Чем-то привлекало окно. Там, на расстоянии километра от этой больницы, в просвете между домами был виден пустырь – бывшие два квартала, пущенные под снос, на пересечении Ждановской набережной и Большого проспекта Петроградской стороны.
Подумав об этом, я с удовольствием
