а следом за ней, немногим позже, поглотила бы и меня. Но спастись, и это я тоже почему-то знал, мы могли только вдвоём с Машей.
Я остался сидеть.
Ира продолжала плакать.
Эдуард Львович и Лиза настороженно наблюдали за нами, застыв на месте, готовые в любой момент вступить в игру.
Маша, до этого момента пребывающая в некоторой задумчивости, вдруг оживилась, пытаясь освободить свои руки, а когда у неё это не вышло, сказала:
– Володя, отпустите меня, нам запрещены личные контакты с пациентами в стенах этой клиники. Я не могу и не хочу нарушать правила, – отрешённым и каким-то чужим
голосом продолжала она. – Всё, что было между нами, давно прошло, семь лет – это всё-таки очень долго. И хотя я так и не сумела вас забыть, но теперь я уже ничего не чувствую, всё перегорело.
– Ирина Анатольевна, вы совершенно напрасно плачете, – обратилась она к моей жене, – я больше не претендую на вашего мужа, а если хорошенько задуматься, никогда и не претендовала. Я вообще о себе почти никогда не думала. Не знаю, имеете ли вы право называть меня шлюхой, но я не сержусь на вас, возможно, я это заслужила…
Маша говорила и говорила, слова лились из её рта сплошным потоком, и она никак не могла остановиться.
Она смотрела, не моргая, в одну точку, чуть в сторону от меня, забыв о том, что её руки по-прежнему находятся в моих руках. Ровный, без интонаций голос исходил прямо из глубины её сознания, казалось, что она сама не очень понимает, о чём говорит.
Всё вокруг нас застыло. Лиза, Эдуард Львович и Ира стояли, не двигаясь, в неудобных позах, не меняя выражения лица, словно загипнотизированные.
Я терялся в догадках, не понимая, что происходит, радуясь только одному – небольшой передышке, которую давал мне монолог Маши.
Я уже не слышал слов, которые она говорила, я прокручивал события недавних дней. Последнее, что вспомнилось мне, был особняк олигарха.
В последнее время это было лучшее место, где я побывал. Там никого, кроме нас с Машей, не было, и никто не устраивал перед нами безобразные сцены.
Глаза начали закрываться сами собой, я пытался бороться с этим, но, видимо, гипноз Маши действовал и на меня. Мир вокруг меня поплыл, теряя свои формы, я видел сквозь полуопущенные веки его нечёткие, расплывающиеся образы.
Смотреть так было тяжело, и я, устав бороться, закрыл глаза.
Стоило мне это сделать, как я почувствовал, что падаю в бездонный чёрный колодец, не имеющий дна. У меня закружилась голова, стало мутить, и я, испугавшись, снова открыл глаза.
Рассказ незнакомца
Я больше не был в больничной палате. Я сидел в полутёмной комнате на мягком диване, и мои глаза постепенно привыкали к тусклому свету, который с трудом пробивался сквозь грязные стёкла маленького окна.
Было удивительно тихо. Ни один звук не нарушал покой этого помещения.
