крики одного из беглецов. Несколько охранников забегают за наши спины.
Усач говорит. Все смотрят на него. Я не слышу ни единого слова. Крики переходят в мольбу.
Страх сковывает и опустошает тело. Я смотрю на усы, не потому что должен – не хочу поворачиваться назад, не могу себя заставить.
Ну и где же, чёрт возьми, я оказался?
– Делайте, что я говорю, и вы проживёте немного дольше, чем они, – не выдавая ни единой эмоции, заканчивает усатый.
Крик. Одиночный выстрел. Тишина.
***
Нас заводят в здание.
Только внутри я замечаю, что среди заключённых есть женщины. Их выводят вперёд: десять женщин. Выглядят они плохо, дело не в отсутствии косметики, и не в долгой дороге, и жара в сорок градусов здесь ни при чём. Кровоизлияния и припухлости после ударов, синяки, рассечения – почти у каждой.
Моё внимание привлекает кровавая брюнетка. Пряди волос склеены засохшей кровью. Руки, шея, грудь – всё в красных потёках. Когда-то белая майка сейчас цвета кармин. Не думаю, что это её кровь, но меня цепляет спокойная отчуждённость, как будто для неё этого мира не существует или она живёт в своём. Раскачивается взад-вперёд, иногда хлопает в ладоши и, готов поспорить, что-то напевает. Я не слышу.
Женщин уводят.
Мужчины остаются на месте под прицелом десятка стволов.
Из-за двери, куда увели женщин, доносятся крики, приглушённые и прерывающиеся, и тем не менее крики.
Мы по-прежнему стоим на месте.
Задверные визги, вопли и мат не умолкают. А к нам выходят парикмахеры – всё те же надзиратели в серой форме, но с машинками для стрижки волос вместо автоматов.
Десять машинок начинают рычать и нас в порядке очереди вызывают из строя.
С парикмахерской нет ничего общего – нас не садят на стул, не спрашивают как стричь, здесь нет зеркал. Я, как и все, подхожу к надзирателю с машинкой, наклоняюсь, он хватает голову и состригают волосы. Под ноль. Больно, но не так чтобы сильно. Лезвия впиваются в ухо.
Я снова в строю. Пол из деревянной брусчатки частично прогнил. Я наблюдаю: у охраны пять автоматов АК-У, два пистолета Макарова и одна винтовка Драгунова – вероятно, с винтовками стоят на вышках по периметрам стены.
Гудит девять машинок – одна сломалась.
Я еле стою на ногах, организм практически обезвожен, ужасно хочется спать, есть и пить. Чувствую себя сушёной корюшкой, которой скоро оторвут башку.
Воды.
У кого-то находят вшей: то ли головных, то ли нательных, или лобковых – скорей всего головных.
Всем, кто подстрижен, приказывают раздеться.
Набирается сотня голых мужиков.
Один из надзирателей приносит мешок. Надев перчатки, другой сероформенный открывает его. Внутри порошок. Они проходят мимо строя и забрасывают нас этим дерьмом: голова, лицо, спина, мошонка, глаза – обязательно.
Скорей всего, это порошок от вшей, вероятно, годов 90-х. Сказать, что это эффективное средство не сказать ничего.
Глаза
