со свидетельством от полиции о благонравном поведении… до сих пор полицейские свидетельства требовались в публичных домах, а в Академии зачем? Это неясно… Ах, что за холопское царство! Холопы прислуживаются и выслуживаются перед хамами». О реформах после Октябрьской революции: «Освобождение брака из-под ига попов… уничтожение ехидного „ять“… даже перенесение числа на западный календарь есть хорошая перемена». О водке и искусстве: «Народу, как и нам всем, нужна в жизни радость, а жизнь дает ее скупо – вот и тянет его у нас к водке, в Китае – к опию, на Востоке – к гашишу. Но искусство ведь тоже дает минуты радости, а эти минуты и продолжительнее, и много безвреднее алкогольных» (см. сайт http://www.liveinternet.ru от 04.08.2017 г.).
Задумайтесь: похоже, ирония – недвусмысленный признак душевного здоровья, позитивного настроя, остроты ума. Пожалуй, именно искрометными проявлениями этих качеств достославно имя нашего великого классика. Всмотримся пристальнее: сколько снисходительной насмешки и знания человеческой натуры в этих строках, посвященных колоритному соседу Владимира Ленского:
Зарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь он добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!
[Пушкин 2005, с. 154].
Не избежал насмешливых аттестаций автора «Евгения Онегина» и сам влюбленный Владимир: «Ах, милый, как похорошели // У Ольги плечи, что за грудь! // Что за душа! Когда-нибудь…» [Там же, с. 123].
И рядом:
При сих словах он осушил
Стакан, соседки приношенье,
Потом разговорился вновь
Про Ольгу: такова любовь!
[Там же, с. 123].
С улыбкой опытного сердцееда отзывается А. Пушкин о ветреном характере объекта мужских вздохов:
И впрямь, блажен любовник скромный,
Читающий мечты свои
Предмету песен и любви,
Красавице приятно-томной!
Блажен… хоть, может быть, она
Совсем иным развлечена
[Там же, с. 116].
Не преминул автор романа высказать и свои тогдашние воззрения на «прелести» семейной жизни, о которой так грезил Ленский:
Меж тем, как мы, враги Гимена,
В домашней жизни зрим один
Ряд утомительных картин,
Роман во вкусе Лафонтена…
Мой бедный Ленской, сердцем он
Для оной жизни был рожден
[Там же, с. 125].
Стараясь сократить дистанцию между собой и читателем до минимальных величин, поэт готов дать своим преданным почитателям и ряд житейских советов (ну и что, если некоторые из них выглядят несерьезно).
Ну, хотя бы о возможном предмете пылких мечтаний:
Кого ж любить? Кому же верить?
Кто
