Следовательно, с их помощью она стала хранительницей великой тайны.
Они обменялись ликующим взглядом.
– Она возрождается к жизни!
– Надо позвать Черного Человека.
Опять Черный Человек! Неужели ей снова предстоит погрузиться в этот глубокий бред? Анжелика устала бредить, устала от бесконечных видений.
Она впала в успокаивающий сон, как вверяются материнским объятиям.
На сей раз она знала, что погружается в сон благодетельный, настоящий человеческий сон, глубокий и живительный.
От грохота повозки у нее раскалывалась голова. Надо было остановить этих лошадей, которые тянули за окном тяжелые двухколесные тележки. Она спала слишком много, слишком сладко, слишком долго.
– Надо ее разбудить.
– Просыпайтесь, любовь моя…
– Просыпайся, малышка! Пустыня осталась далеко. Мы в Салеме.
Какие-то голоса звали ее, тревожили и повторяли: «Салем, Салем, Салем. Мы в Салеме, в Новой Англии. Просыпайтесь!»
Она не хотела противиться, не хотела разочаровываться. Она открыла глаза и содрогнулась, ибо, как только ее взгляд привык к слепящей яркости жгучего солнца, она увидела сначала негритенка в тюрбане, размахивающего опахалом, а затем заросшее светлой бородой лицо какого-то великана; это был Колен Патюрель, король рабов Мекнеса в королевстве Марокко.
Колен! Колен Патюрель!
Она так вперилась в него взглядом, боясь снова оказаться во власти галлюцинаций, что Жоффрей де Пейрак тихо сказал:
– Душа моя, вы не помните, что Колен приехал к нам в Америку и теперь он губернатор Голдсборо?
Он стоял с другой стороны постели, и она, узнав дорогие ей черты, полностью успокоилась. Она машинально подняла руки, чтобы поправить свое наспех повязанное кружевное жабо.
Он улыбнулся.
Теперь она и вправду хотела очутиться в Салеме. Здесь царил мир на земле людей доброй воли. Они наполняли комнату. В ярком солнечном свете – погода стояла в этот день прекрасная – она различила, помимо негритенка, две остроконечные пуританские шляпы, индейца с длинными косичками, обворожительную маленькую индианку, французского солдата в голубом рединготе, Адемара и множество женщин в голубых, черных, коричневых юбках, белых воротничках и чепчиках. Среди них находились три или четыре совсем юные девушки, сидящие у окна за работой; они шили, шили так, словно от их прилежания зависело, попадут они или нет на бал к прекрасному принцу.
– А… Онорина? Онорина!
– Я здесь, – раздался звонкий голосок.
И головка Онорины, эдакого бесенка с растрепанными волосами, появилась у изножья кровати, возникнув из-под стеганого одеяла, под которым она пряталась все это время.
– А…
Ее утомленное сердце затрепетало от тягостного воспоминания. Две розочки в корзинке.
– Но… новорожденные?
– С ними все хорошо.
Материнские заботы вихрем
