в руках против наших союзников, против наших друзей, защитников короля, – вот этого я не в состоянии понять! Как можете вы связываться с таким сбродом, рискуя сражаться рядом с Неем, с этим изменником из изменников, и со многими другими подобными, которым предстоит быть расстрелянными? Откровенно говоря, граф, вы, который знаете мои взгляды, знаете мои чувства преданности к нашим королям, конечно, не удивитесь, что в данную минуту у меня нет охоты чокаться стаканом с таким… забывчивым человеком.
Хорошо было это смягченное выражение. Тремовиль был несколькими годами старше Лориса. У него была одна из тех физиономий, которые не подкупают – низкий лоб, маленькие глаза щелками, бледные губы. Он, улыбаясь, выслушал молодого человека, который, очевидно, старался быть все время вежливым.
– Милейший Лорис, – начал он, – не удивляюсь вам, я сам задавал себе ваш вопрос.
– Будет ли нескромно спросить, что вы себе на него ответили?
– Я ненавижу и презираю этого узурпатора совершенно так же, как вы его ненавидите и презираете.
– И вы ему служите?
– Я служу де Бурмону.
– Который исполняет приказания Наполеона.
– Откуда вы это знаете?
Их реплики перекрещивались, точно шла дуэль на словах.
– Вы еще молоды, виконт, – продолжал Тремовиль покровительственным тоном, – и вы судите о людях и о вещах со всем пылом юного сердца… Как вы сами только что сказали, граф де Бурмон предоставил достаточно доказательств своей честности, чтобы мы дерзали его обвинять… Король – лучший судья своих слуг, и я смею вас уверить, что его величество разрешил де Бурмону сохранить его пост в армии.
– Для того, чтобы де Бурмон, содействуя счастью Наполеона, передал Францию в руки этой преступной шайки… Король обманут! – с жаром воскликнул Лорис.
– Это ваша верность? – спросил Тремовиль строго. – Вы забываете, что у старой Франции есть своя аксиома: «Король всегда прав». Советую вам, друг мой, не выдумывать себе напрасных тревог. То, что сегодня кажется необъяснимым, будет понятным завтра.
Лорис вспылил было:
– Но вы, по крайней мере, не отречетесь от того, что, если Бонапарт окажется победителем, вы и друзья ваши, которые вели себя так же странно, как вы, содействовали его триумфу, то есть погибели всех наших надежд? Вы приговорили вашего короля к изгнанию.
Тремовиль нахмурился:
– Вы упорны в ваших подозрениях. Позвольте мне, несмотря на всю мою дружбу, на все уважение, какое я к вам питаю, не вторгаться в святая святых вашей души. Я вижу, что совершенно напрасно остановил вас, имея целью передать вам одно предложение.
– Предложение? Мне? От имени кого?
– Зачем вам знать это, раз мое предложение не может быть принято.
– Отчего вы так думаете?
– Одно только слово.
И Тремовиль протянул ему руку через стол:
– Считаете ли вы меня, несмотря на всю вашу строгость, за человека,
