сошел на нет обещавший быть громким судебный процесс, в котором были замешаны важные люди. Гена подозревал, что внезапная смерть тестя была очень сильно кому-то на руку…
Теща так и не оправилась от этого потрясения. В ней словно сломался какой-то главный стержень, определяющий ее внутреннюю сущность. Просторная квартира вдруг стала слишком велика для нее одной, и, бывало, Наталья Петровна часами бродила по комнатам, как потерянная. Она стала прихварывать, хотя раньше отличалась завидным здоровьем, зачастила в районную поликлинику, и скоро уже говорить могла только о том, что съела на обед и какое у нее сегодня давление. Через год она тихо угасла от своих многочисленных хворей. Геннадий был убежден, что она просто утратила желание жить.
На похоронах Галя рыдала, повторяя «мама, мамочка, почему ты ушла», но как-то подозрительно быстро оправилась, и, едва утерев слезы, настояла на том, что нужно перебраться в родительскую просторную квартиру, а их однокомнатную – выгодно сдать «нужным людям». У Гали вообще все люди делились на «нужных» и «ненужных» – с первыми она старалась дружить, общаться, даже угождать, вторые же ей были просто неинтересны.
Гена не возражал – ему в общем-то было все равно. В бытовых вопросах он полностью полагался на Галину. К тому же, в большой квартире есть куда поставить книги, можно устроить рабочий кабинет и не тесниться ночью на кухне, опасаясь что свет разбудит жену и она опять начнет ворчать что-нибудь вроде «ты только о себе и думаешь!»… Правда, из этой затеи ничего не вышло – Галя утверждала, что работать надо на работе, а от книг пыль и вообще они с обоями не сочетаются. Гена и с этим смирился. В институте как раз делали ремонт, и после него освободился маленький чуланчик, где раньше держали всякий хлам. Гена оборудовал себе уютный закуток, купил электрочайник и стал все чаще и чаще засиживаться на работе допоздна. Там было гораздо спокойнее и уютнее, чем дома.
Странное это было время! Вроде бы все хорошо, «жизнь удалась», и налицо все признаки советского благополучия – квартира, машина, престижная работа… Но не хватало чего-то очень важного, может быть, даже самого главного, ради чего только и стоит жить.
С Галиной они так и не стали по-настоящему близкими людьми, а на работе стало все труднее находить общий язык с коллегами. Геннадию иногда казалось, что большинство из них забыли о том, что вообще-то собирались заниматься наукой! Результаты экспериментов никого особенно не интересовали, главное – удачно защититься, «тиснуть» статью в научном журнале, «урвать» гараж или садовый участок, «подсидеть» коллегу… Бывало, что страсти и интриги кипели такие, что куда там всем тайнам Мадридского двора!
Геннадий никогда не участвовал ни в дрязгах коллег, ни в дележке жизненных благ – очень уж противно было. Галина всегда пилила его за это и называла тряпкой, а он ничего не мог с собой поделать. Среди коллег он прослыл
