как всегда, тетрадки из школы. Видимо, она только что их проверяла и не успела даже снять очки. Вера давно уже плохо видела, как она поясняла, глаза на работе оставила. На лице ничего, кроме усталости, и той неистребимой тревоги в глазах, говорившей о многом: и возрасте, болячках, тревоге о самом дорогом человеке.
– Если бы ты был готов лететь в Новую Зеландию, – в голосе ясно проступило разочарование.
Вера посмотрела на портрет дочери. Хотел съязвить, скоро будешь молиться и лобызать изображение дочери. Это было бы жестоко.
– Легко сказать, – после этого хотел привести какие-то доводы, и вдруг резко отрывисто резануло слух.
– Петя летит, – сказала она, словно метила стрелой в меня.
– В связи с чем, разве это его дочь?
И что-то нехорошее, какое-то гнетущее предчувствие предстало тенью прошлого. Какие-то прежние смутные догадки цепью окружили неумолимостью неизбежных выводов.
– Ты догадался, – ее упавший голос был более чем красноречивее сказанного. В нем читалось: «Ты вынудил меня сказать это. Видит Бог, я не хотела».
– Ты сума сошла, о чем ты? Я думать не думал.
Тень росла угрожающе, накинув на мое сознание свое безмерное одеяние, сотканное из самой грубой и колючей ткани воспоминаний. Она словно предвестница чего-то губительного.
– Ты обманула меня и лгала столько лет? И твоя мама это знала? Вот почему у нее с Петром была такая любовь.
Я отчетливо представил тот день, когда мы привезли Лизоньку из роддома. Только переступили порог, Петр тут как тут, словно стоял за углом дома и ждал. Весь увешан сумками, игрушками, с цветами. Красный, глаза блестят, счастливый безмерно. Даже Анна Николаевна сурово отдернула его.
– Это, по крайней мере, неучтиво и бестактно. Похоже, у тебя радости больше, чем у нас.
Лизонька, вся в рюшках, спала. Она была удивительно спокойным ребенком.
– Сущий ангел, – сказала теща, выпроводив всех из детской. Пусть Вера с ней управляется.
Стол был накрыт заранее. Анна Николаевна неторопливо доставала закуски из холодильника. Петр водрузил посередине выпивку. После первой вдруг тихо заплакал. Я удивился тому. И теща странно себя повела.
– Если сейчас не успокоишься, я тебе таких пощечин надаю и выставлю за дверь и больше здесь не появишься. Тоже мне монархист, бери пример с белых офицеров, которых ты так уважаешь. Имейте мужество и выдержку, – урезонивала она.
Тогда я ничего понять не смог, никакого сомнения во мне не зародилось.
Так я верил любимой женщине.
– Ты решила убить меня, отнять все, что у меня есть…
Похоже, повторяю поведение Веры. Неужели опущусь до истерики. Слезы все происходящее превратят в фарс.
– Скажи, что не правда. Не верю, ни за что… Петьке об этом ни слова. Пусть останется, как было. Я полечу в Новую Зеландию хоть завтра.
Я стоял посередине гостиной, и все плыло перед глазами. Люстра, мебель,
