смей, – строго сказал я.
Девочка стояла в растерянности, не зная, кого слушать.
– Выйди из комнаты, – шепнул я ей.
Отец с удивлением посмотрел на меня.
– Так вот, отец, говоришь, что я уже взрослый, могу сесть с мужчинами за еду, разрешаешь подносить мне наполненный рог. Напрасно. Я готов как сын выполнить любую волю твою, кроме одной: пить никогда не буду. Больше того, и тебя прошу оставить это дело.
– Что плохого в том, что я выпью? Все пьют для увеселения души.
– Это обманчивое увеселение. Душу, если тяжело, надо облегчать молитвой.
– Молитва не всегда помогает, наоборот, пробуждает грусть и печаль, – возразил отец.
– Она не помогает тем, кто не твёрд в вере, – возразил я.
– Сын мой, ты заморочил себе голову бесконечной учёбой и чтением книг. В юношеские годы уподобился старому мулле. Зачем так рано отрекаться от земных благ? Для чтения Корана, долгого поста и длинных молитв есть старость.
Видя, что спору не будет конца, я взял Коран, возложил на него руку и сказал:
– Поскольку я не в силах применить меры насилия по отношению к тебе, применю их по отношению к себе. Клянусь Святым писанием, что если еще раз увижу тебя нетрезвым, покончу с собой.
– Вот видишь, – говорит отец, – с книгами не расстаёшься, а не знаешь, что самоубийство – тяжкий грех, даже хоронить таких запрещается на общем кладбище, тогда как о пьяницах этого не сказано в Коране.
– Мне всё равно, где меня похоронят. Я верю в справедливость только Божьего суда. Когда мы предстанем перед его величием, он скажет, кто из нас более грешен.
Отец знал, что я своеволен и дважды слово не даю. И перестал пить. Шамиль протянул палец в сторону площади и застыл с вытянутой рукой. Глаза его округлились. Он побледнел. «Доного! Доного! Да это же Доного!» – слышались возгласы с соседних балконов.
– Гей, абдал[28] Доного! – подхватили ребятишки, взвизгивая и присвистывая вслед идущим в обнимку пьяным кунакам.
Имени второго горца никто не произносил. По-видимому, он был не из Гимр.
– Неужели это мой отец? – прикрыв ладонью глаза, Шамиль сделал шаг назад.
– Да, это Доного, – прошептал смущённый Магомед. И вдруг он увидел, как товарищ, рванувшись вперёд, прыгнул с крыши.
Магомед, растерянно всплеснув руками, чуть было не последовал за ним. У самого края балкона он отшатнулся, бросился к лестнице, слетел вниз и кинулся к Шамилю, того уже успели поднять с земли подоспевшие соседи. Губы его были синими. Блуждающим взглядом обвёл он людей и остановился на Магомеде, тот воскликнул:
– Ты сошёл с ума!
К месту происшествия, оставив пьяных, бежали люди. Отстранив их, Шамиль метнулся к обрыву, где бурлила неугомонная река. Магомед – за ним. С трудом обогнав друга, он преградил тропу:
– Остановись!
Шамиль
Абдал – умалишённый, глупец.
