в грязи. Так значит, мы можем его забрать? Когда?
Глава VIII
Смышлёный, хваткий
Оформляя новые документы, Паулина и Виктор никак не могли решить: кем записать приёмыша. Фамилию после некоторых колебаний всё же поменяли: Ряскин (не Крылов). Но там была еще одна графа: «Порода, вид, семейство».
– Пиши «лебедь», ― подсказала утка. ― Витенька, чего медлишь? Ведь он лебедь, значит, так и нужно писать.
– Но мы берем его к себе. Он будет жить, как мы, крякать, как мы… Не знаю, я лично собираюсь растить из него утёнка. Достигнет совершеннолетия, будет оформлять паспорт, ― пусть пишет всё, что ему угодно. Решит, что быть утёнком для него слишком зазорно, ― его право.
Сказав это, Виктор Сергеевич обмакнул стальное перо в чернильницу и под молчаливое одобрение супруги оставил в графе запись: «Утёнок».
Восьмилетний Кирюша и в самом деле оказался на редкость сообразительным. Главное, послушным: всё, что надо было делать по дому (селезень Виктор никому не давал сидеть, сложа крылья), он выполнял с готовностью и каким-то удовольствием. Словно натирать до блеска магазинный прилавок, мыть снаружи витрину или возиться под руководством Паулины Викторовны с граблями и лопаткой в палисаднике, было невероятным счастьем. «Вот что значит приютское существование, ― глядя в такие минуты на расторопного птенца, думал селезень. ― Жизнь там, конечно, не сахар, но… дисциплина. С этим не поспоришь».
Очень скоро Кирилл привык называть Паулину Викторовну «мамой» и стал обращаться к ней на «ты». К главе дома пришлось привыкать чуточку дольше: Кирюша долго выкал и называл селезня по имени-отчеству.
Огорчало то, что отношения с приёмным братом никак не складывались. Родители почему-то были уверены: раз оба ровесники, то быстро поладят. Но однажды продавец Николай лично видел, как спешащему через магазин с ведром мыльной воды Кирюше утёнок исподтишка подставил ножку, и серый нескладный птенец растянулся в пенной луже. Когда на грохот примчалась мать, Вилли стал отпираться: мол, ничего не знает. Кирюша подтвердил: он упал сам, по неосторожности. Хамелеон Коля смолчал, но, когда всё утихло, признался Вилли, что всё видел: зачем Вилли врёт? Утёнок снова стал выкручиваться, утверждая, будто Коля ошибся: у него глаза вращаются, как телескопы, во все стороны; мало ли что ему привиделось! Но при этом было заметно: мальчишке стыдно.
Этим же вечером, наедине, Вилли во всём сознался матери. Сказал, что ему кажется, будто приёмный брат нарочно подлизывается к старшим, чтобы его любили больше, чем Вилли. В самом деле, Вилли стал замечать, что ему почти перестали уделять внимание. Не то что раньше. Мама-утка постаралась его успокоить. Сказала, что, несмотря ни на что, он по-прежнему её любимый малыш. Но теперь она старается дать столько же любви Кирюше. «Ты подумай, ― говорила она, ― в детстве, когда я читала тебе книжку, он лежал в приютской кровати, совсем один и просто смотрел в темноту. Я думаю, ему не часто
