на него, без страха, но и без тепла.
Морана научилась за прошедшие годы, будучи постоянно рядом ним, не показывать слишком ярких эмоций – положительных, чтобы не тешить самолюбие Кощея. Скандалы случались, он видел ее гнев и ярость, и даже это доставляло ему странное удовольствие, но такой радости она ему не принесет. Она, все так же, не меняясь в лице, приоткрыла уста и ответила на его поцелуй. Как всегда – будто делала ему одолжение.
– По-прежнему холодна как лед, – подтвердил он сам себе, словно отвечая на уже привычный немой вопрос. – Ну, ничего, когда-нибудь ты оттаешь. Я заслужу твое прощение и добьюсь тебя. Снова.
Ответом ему была едва уловимая улыбка уголком рта, говорившая о том, что вызов принят, что, впрочем, повторялось из раза в раз. В том, что когда-нибудь сумеет простить Кощея, Морана очень сомневалась, как и в том, что сможет еще долго продержаться, не поддаваясь соблазну упасть к нему в объятья и раствориться в его поцелуях. Это виделось не просто неправильным, а противоестественным.
После того, что он сделал, после тысячелетней вражды это было бы равносильно тому, что отказаться от прошлого, забыть о нем, словно ничего и не было. Это означало бы, что она напрасно столько боролась и Кощей победил. Но каждый день он был все ближе и ближе к своей победе, подбирался к ней небольшими шагами.
Нежными прикосновениями кончиков пальцев к щеке. Обжигающим дыханием на шее. Низким вкрадчивым голосом, в котором звучали неподдельное сожаление и раскаяние, за которыми угадывались сдерживаемая страсть и хранившаяся веками любовь. Еле слышным шепотом, от которого все тело покрывалось мурашками, проникновенными речами, в которых не чувствовалось фальши и которым хотелось верить.
А ведь было время, когда им было хорошо вместе, когда они были по-настоящему счастливы – когда Морана находилась в блаженном неведении. Его глаза лучились теплом и светлели при взгляде на нее, а она не видела зла, стоявшего у него за спиной, давившего ему на сердце и оплетающего своими сетями разум. Они предавались любви и загадывали на будущее.
Морана прикрыла глаза и вспомнила момент их первой близости. Она сама подтолкнула его к этому. Соблазнила, не в силах больше ждать его инициативы, грезить о нем ночами, не имея возможности воплотить желаемое в жизнь, и бояться своих желаний.
Чужак в племени и гость под ее кровом, отрабатывающий свое спасение и гостеприимство хозяек любой посильной помощью, тяжелой мужской работой, Кощей был немногословен и угрюм. Он просто делал то, о чем его просили, без жалоб и пререканий, мало показывался на людях и ни с кем не общался по собственной воле, кроме приютившей его семьи. И то лишь ограничивался словами благодарности за сытный ужин да теми немногими вопросами или просьбами, что порой возникали и касались исключительно его труда.
В большинстве случаев разговоры с ним заводили мать или бабка Мораны. Он неохотно, а скорее из вежливости, отвечал, однако о своем прошлом не распространялся и вообще
