Возникают задачи, которые нам казались непреодолимыми, когда мы говорили о войне (танкисты, артиллеристы). Оказалось невозможным отделить одну военную профессию от другой в какой-либо военной операции. Как это ни парадоксально, но это относится и к детям. Я об этом размышлял, когда возникали вопросы о наших детских изданиях («Пионерия»). Здесь есть очень своеобразные сложности, которые ещё не учтены, у нас часто рождаются вещи очень неправильные.
Мне всегда казалось, что дети – это часть общества, незаметно перерастающая во взрослое состояние. Круг их интересов очень переплетён с интересами взрослых. Нужно изжить практику игры в детей. Есть удачные и неудачные примеры. Неудачи – это сюсюкающая практика, опасность сентиментальности, умиления.
То, что я сейчас видел, меня приятно разочаровало, хотя картины ещё нет. Это очень дискуссионный участок. Здесь может быть много различных точек зрения, можно предвидеть большие возражения. По-моему – это важно.
Дети в картине существуют внутри общественной жизни страны, они такие, как на самом деле в целом ряде сюжетов этой картины. Это потому вышло, что это хроника. Инсценировки детей всегда плохо получаются, потому, что дети очень плохие артисты. Актёрство есть хитрость, своеобразное душевное жульничество.
Дети на это не способны, поэтому они плохие актёры. Дети в этой картине – хорошие дети (с различных позиций, с различных точек зрения – различные дети). Могут быть хорошие дети с точки зрения религии, например. Эти дети – хорошие дети с нашей точки зрения. Это дети трудового общества. Это наши дети, желающие узнать жизнь. Это тимуровцы – дети, помогающие взрослым. Поэтому мне не нравятся вымученные, инсценировочные вещи – девочка: «Мы самые счастливые дети». Можно найти целый ряд мелких недостатков, которые легко устраняются. Основной недостаток – структурный, каждый кусок должен иметь свой кульминационный пункт.
Как нужно сделать войну. Пушек не должно быть. Нужно локализовать войну на определённом контексте. Нужно сказать, что это война была тотальной войной и не разделила взрослых и детей. Но взрослые имели силу к сопротивлению, дети не имели силы, и взрослые сделали всё, чтобы избавить детей от войны.
Однако дети, которых увели от войны, не стояли в стороне от войны. Они оказались теми маленькими живыми людьми, которые вошли в войну и стали в ней делать всё, что могли. Мы не боимся показать участие детей в войне. Всё, что история пережила, мы имеем право показать. Конструктивно важно точнее обозначить конец войны. Там запутано. Нужно найти образ конца войны.
Освенцим как раз можно показать после конца войны. Когда уже всё хорошо, всё совсем хорошо, мы покажем детей, которых освободила Красная Армия, когда вошла в Освенцим. На этих детях есть печать гитлеровского застенка.
Чрезмерная хронологическая последовательность фактов раздражает.
Я думаю, что всё должно быть короче. Особенно нужно сокращать клинику. Зритель смотрит это с отвращением.
Севастополь
