ничтоже сумняшеся затащил её в койку на следующий вечер, а точнее ночь. Светлана оказалась дамой приятной во всех отношениях и серьёзно рассматривала меня через свои модные очки, не вызывая у меня никаких подозрений.
Без лишних экивоков можно было сказать, что, помимо этого, Света была интеллигентной женщиной и театральной косточкой, что мне, столичной штучке, очень импонировало.
Мы провели с ней несколько летних дней, нас сопровождали её подруги.
Пиво лилось рекой, кукуруза с пляжа поедалась и грызлась молодецкими, тогда ещё без кариеса, зубами.
Продавал её один и тот же местный хач на пляже. Из огромной кастрюли извлекалась кукурузина, на клочок газеты «Правда» с речью Брежнева на очередном пленуме сыпалась серая поваренная соль крупного помола, хач складывал мятые рубли в карман и, блестя золотой челюстью, вежливо желал нам приятного аппетита.
За такую неслыханную вежливость мы, от противного, прозвали его Хамом.
На танцы нам ходить было уже лень, и вечерком мы, собравшись у меня в номере, попивали портвейн с ликёром, закусывая всё это лимоном и шоколадом, приобретённым не в буфете пансионата, а всё у той же тёти на регистрации.
В буфете пансионата не было ничего, кроме трёхлитровых банок с берёзовым соком и маргарина. Купить там можно было только от хуя уши.
Также вызывало многочисленные вопросы, для чего он, буфет, собственно, функционирует.
Волшебным паролем для тётушки-администраторши была фиолетовая бумажка достоинством в двадцать пять рублей с гордым профилем Ильича и гербом нашей родины.
Билеты Госбанка страны Советов хрустели в карманах, девчонки ржали, когда я травил анекдоты, Светлана тихо смеялась в ладошку.
Мы смотрели на танцы с балкона моего номера, где блистала некая не востребованная никем дама с волосами цвета блонд, которая умудрялась переодеваться за вечер аж целых три раза, поражая всех своими нарядами и жопой, которой она крутила, как пропеллером. За это получила прозвище Бляндинка.
Ободзинского сменял «Бонни М», за медляком шёл энергичный танец, и так допоздна.
Зевая, девочки уходили спать к себе в номер. Светлана, по понятным причинам, явно не спешила в объятия Морфея. Зато спешил я, как голый на еблю, в прямом и переносном смысле этого слова.
Но через несколько дней у девчонок закончились путёвки, и они отбыли в Москву.
Светлана зачем-то спросила мой телефон, я зачем-то сказал: «Ага».
Сам же продолжал пить, гулять и заниматься беспорядочными половыми связями с женским контингентом пансионата, не забывая, как и всегда, надевать презерватив, в какое бы говно или в жопу пьяным ни был.
А пьян был практически всегда, деньги лились рекой, одна подруга сменяла другую, как в калейдоскопе.
Засадив непонятно куда не один косарь, я тоже улетел в Москву. Путёвка закончилась, начиналась учёба в институте.
Когда мне перезвонила Светлана, то мы встретились
