служил конюшней: длинный навес и отдельные загоны с раздвоенными дверями. Внутри были припаркованы небольшой грузовичок, два седана «роллс-ройс» с затемненными стеклами и антикварный двухместный кабриолет жемчужно-серого цвета.
«Паккард» стоял в загончике номер пять. Аттикус достал из бардачка револьвер, проверил барабан. Заряжен. Вот только носить его негде: в штаны не засунешь – будет выпирать.
– Придется подняться наверх и взять пиджак, – сказал он.
– Дай сюда. – Летиша протянула руку. – И отвернитесь.
Пока Аттикус и Джордж смотрели в другую сторону, она каким-то образом спрятала револьвер в складках платья, а потом снова покрутилась, демонстрируя наряд.
– Когда выберемся отсюда, обязательно расскажешь, чем ты все-таки занималась, – сказал ей Аттикус.
От ложи в поселок вела дорожка, которая упиралась в арпхемскую церковь. Навстречу шла группка поселян. Один из них – уже знакомый Аттикусу пастух – тащил на спине освежеванную козью тушу, за ним следовала женщина с ведерком яиц и парой ощипанных кур, а еще двое мужчин волокли мешки с корнеплодами и другими продуктами. Тяжелая ноша, впрочем, не помешала им уступить дорогу Аттикусу, Джорджу и Летише и застыть с опущенной головой, как давешний рыболов.
– Доброе утро, – поздоровался Аттикус. Никто из арпхемцев не ответил и даже не посмотрел на него.
Церковь и другие постройки образовывали собой прямоугольную площадь. Напротив церкви располагалась мастерская. У входа сидел мужчина и на ножном станке точил лезвие косы. Он мельком взглянул на троицу и тут же вернулся к работе. А вот мастиф, прикованный рядом, был менее сдержан: заметив чужих, он спрыгнул с крыльца и подбежал бы к ним, если бы не цепь.
Джордж с опаской посмотрел на собаку.
– Ну что, откуда начнем? – едва успел спросить он, а Летиша уже открывала дверь церкви.
– Видимо, отсюда, – сказал Аттикус.
Внутри церковь представляла собой одно большое помещение. Прихожую отделял занавес, который поднимали и опускали с помощью закрепленных у потолка блоков, затем прихожая переходила в неф с грубо обтесанными деревянными скамьями человек на сорок. Свет проходил сквозь высокие узкие окна, забранные матовым стеклом, а над центральным проходом тускло мерцала масляная лампада в сосуде из розового стекла. Впереди неф снова сужался – там находилась сцена с пресвитерием, но не было ни алтаря, ни кафедры, стояла лишь небольшая деревянная трибуна, на которой лежала большая книга.
Единственным украшением в аскетичном убранстве церкви был витраж с изображением райского сада в стене над трибуной. Летиша, шедшая впереди, взвизгнула и, прикрыв рот рукой, захихикала. Аттикус решил подойти поближе.
Он узнал Адама и Еву, которые, обнявшись, стояли в лучах розового, наполовину взошедшего солнца – по всей видимости, того самого «изначального рассвета». В привычном сюжете недоставало некоторых деталей: Сатаны в обличье змея и запретного плода, хотя деревьев и кустов хватало. Руки Евы поэтому были заняты совсем иным «предметом».
А еще художник не нарисовал ни
