мир для нее – отцовское тело. Когда она резала тонюсенькими кружочками помидор, я чувствовала, что у нее под ножом сердце изменника.
Как-то она привалилась к входной двери, прижалась всем телом к дереву, и на миг эта дверь превратилась в спину отца. На стулья мама садилась как к отцу на колени. К ложкам и вилкам прикасалась как к его рукам.
В один прекрасный день к нам в дом влетела запыхавшаяся от бега Мария. Мы жили всего в двадцати минутах ходьбы друг от друга, если идти напрямик через заросли фикусов и невысоких пальм, где на плоских камнях млели под солнцем здоровенные коричневые и зеленые игуаны. Они могли молниеносно вскинуться и укусить, особенно восьмилетнюю девочку, которая мчится мимо, мелькая красными пластиковыми шлепками. Мария явилась одна. Ее, единственную из нас, безбоязненно выпускали на улицу. Мы все знали, что она даром никому не нужна. Люди от нее шарахались. Когда Мария возникла в нашем дверном проеме, меня сразу пронзила мысль: случилось что-то особенное.
– Ледиди, Ледиди! – закричала она.
Моя мама отлучилась на рынок в Чильпансинго. Нас, малолеток, еще оставляли дома без присмотра, если мы клялись исполнять наказ: за порог ни ногой. Но едва у девочек на груди набухали маленькие бугорки, наши мамы занимали оборону. С этой минуты они прибегали к любым ухищрениям, лишь бы на нас никто не позарился.
Мария бросилась ко мне, раскинув руки, и встряхнула меня за плечи. Это было так на нее не похоже: она всегда прижимала к губам сложенную ковшиком левую ладошку, словно не давая себе выболтать секрет или собираясь что-то выплюнуть.
– Ты что?
Мария постояла секунду, переводя дух, потом плюхнулась рядом со мной на пол, где я вырезала из журнала картинки, чтобы наклеить их в тетрадку. Это было одно из моих любимейших занятий.
– Врачи едут!
Других объяснений мне не требовалось. После восьми лет надежды светила медицины, знаменитые и высоко себя ценящие хирурги из Мехико наконец собрались в Чильпансинго, чтобы бесплатно прооперировать детей с врожденными пороками. Мария рассказала, что вскоре после ее возвращения из школы к ним домой зашла медсестра из больницы. Она взяла у Марии анализ крови и измерила ей давление, чтобы убедиться, что операция ей не противопоказана. Доктора должны были прибыть в больницу к шести утра в субботу.
– Всего через два дня! Побегу скажу Пауле.
Меня осенило, что Мария, возможно, надеется, что хирург сделает из нее писаную красавицу не хуже Паулы. Кромсая старые журналы, пестрящие лицами модных киноактрис и фотомоделей, я понимала, что до Паулы им – как до звезды. Хотя Паула ходила нелепо подстриженная и вечно покрытая красной сыпью, потому что ее мама натирала ей кожу порошком чили, она все равно излучала красоту.
В субботу утром мы с мамой отправились в больницу, чтобы поддержать маму Марии. Подъехали и Эстефания с мамой.
А еще брат Марии Майк. Я поняла, что довольно давно его не видела. Бо́льшую часть времени он проводил в Акапулько. В свои двенадцать
