некую тетю Маню из Тамбова. Почему так не повезло Тамбову, не знаю, но продюсеры все время ссылаются на нее.
Список продюсерских поправок:
Тетя Маня, ох, простите, экран не любит евреев. И, видимо, от ужаса иногда рассказывает целую сагу об еврее-олигархе. Он – гад, конечно, но с хорошим лицом. Еврейская тема уравновешивается тем, что его родителей играют народные любимцы Лия Ахеджакова и Альберт Филозов.
Экран боится оскорбить депутатов, потому что тетя Маня из Тамбова уважает власть. Нет, пройтись можно, но не слишком.
Не следует иронизировать над представителями церковных конфессий, и тем более Русской Православной Церкви.
Употреблять слова, малопонятные зрителям, типа “рептилофил” не нужно.
Нельзя позволить герою, который себя уже как-то зарекомендовал, вести себя парадоксально, т. е. нельзя “разрушать имидж”. Поэтому все 124 серии он обязан быть “фиксированным”.
Нельзя путать зрителя. Вели в начале сцены героиня просит не тыкать, а в конце сцены, захмелев, сама говорит собеседнику “ты”, – это путает.
Не нужно вкладывать в уста героини фразу: “Я сейчас повешусь”. Предпочтительнее что-нибудь более нейтральное для выражения крайней степени отчаяния.
Фраза “ненавижу детей” наповал убьет симпатии зрительниц к героине. Такого не бывает в сериале. Все любят детей. Все любят всех. Откуда тогда берутся злодеи в сериалах, не ясно.
Не нужно излишней эксцентрики. Например, “надеть пальто наизнанку случайно практически невозможно, если только оно не висело вывернутым на вешалке”. Это, между прочим, о комедии.
Не злоупотреблять словами “пограничной” лексики. Это не ханжество – просто вешатель все равно вырежет…
Реплику про старого жида убрать. Или поменять.
Опять же насчет ненормативной лексики…
Страх перед жизнью превращает экран в вязкую пустоту. Каждый вечер мы завороженно вглядываемся в нее, словно ожидая, что вот-вот на горизонте появится спасительный парус смысла. Может быть, когда-нибудь. А пока только мышь с серпом, нет-нет, да и прошмыгнет по экрану.
О. М. Гончарова
Страх и воля к власти в культурной биографии Екатерины II
Рассмотрение страха в антропологической перспективе как механизма культурной регуляции поведенческих норм позволяет увидеть, что он в каких-то случаях может давать особый тип самореализации личности. Речь идет о таком субъекте, который, подчинив себе страх, способен к активному культурному творчеству. Та необыкновенная воля к власти, которую не только проявила, но и гениально реализовала Екатерина II, на наш взгляд, во многом связана с феноменом страха и стратегиями его преодоления.
Вряд ли мы найдем явные доказательства тому в документах и мемуарах, свидетельствующих
