обаятельной, тщательно изучает русский язык, принимает православие и т. д.
“Я обходилась со всеми как могла лучше и прилагала старание приобретать дружбу <… > имела всегда спокойный вид, была очень предупредительна, внимательна и вежлива со всеми <… > Я выказывала большое почтение матери, безграничную покорность императрице, отменное уважение к великому князю”[15].
Правда, в “Записках” Екатерина чаще пишет о вполне понятных женских страхах, что должно было вызывать симпатию к их жертве. Героиня “Записок” часто плачет, боится, главным образом, мать, царственную свекровь и мужа. Однако даже женские страхи заставляют Екатерину бороться не за свое сугубо женское положение (например, с изменами мужа), а реализовать потенциал своей личности, вырвавшись из обычных стереотипов. Страхи и неприятности развивают в ней, например, мужские качества: Екатерина называет себя “честным и благородным рыцарем, с умом несравненно более мужским, чем женским”, говорит о своем “мужском характере и уме”[16].
Та же модель осознания страха и, одновременно, преодоления его, но в более серьезном варианте, осуществилась и в реальности как государственно-политических деяний Екатерины, так и в ее приватной жизни. Предметом размышлений в этом случае могут быть те поступки Екатерины, которые до сих пор вызывают неоднозначное отношение к себе и интерпретируются как парадоксальные или непонятные. На наш взгляд, мотивацией таких поступков являлся страх, так и не исчезнувший до конца жизни императрицы. Его главнейшим источником была, конечно же, абсолютная нелегитимность занятого ею положения. “Ни у кого из тех, кто когда-либо занимал российский престол, не было так мало законных прав на царский венец, как у Екатерины”[17]. Этот момент был настолько осознаваемым и явным для своего времени, что отмечен и иностранными наблюдателями. См., например: “Я был свидетелем революции, низложившей с российского престола внука Петра Великого, чтобы возвести на оный чужеземку”[18].
Однако в ситуации переворота Екатерина проявила, казалось бы, не соответствующую обстоятельствам инициативность и агрессию: она устраняет собственного мужа и законного русского императора. Это убийство кажется случайным, непродуманным шагом Екатерины. Однако иначе поступить она и не могла. Страх перед мужем в этом случае был уже не женским, объясняемым его желанием жениться на Елизавете Воронцовой, а политическим. Законный император не мог остаться живым рядом с незаконным, хотя Екатерина легендарно обработала это “происшествие” как нелепую случайность. Недаром она “всю жизнь хранила записочки Алексея Орлова, распорядившись вручить их после смерти, вместе с рукописями своих мемуаров, Павлу Петровичу”[19]. Как видим, совершая поступок, инспирированный страхом, Екатерина одновременно стремится завуалировать его истинный смысл и реабилитировать себя.
Через два года (июль 1764) погибает другой законный
Там же. С. 44–45.
Там же. С. 225.
Каменский А. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999. С. 217.
Рюльер К.-К. История и анекдоты революции в России в 1762 г. // Россия XVIII века глазами иностранцев. Л., 1989. С. 263.
Мыльников А. Петр III: Повествование в документах и версиях. М., 2002. С. 233.
