для тебя свободна, подруга.
– Она мне не понадобится… – Валерия вздохнула ещё раз, потом вернулась на землю. – Хотя она уже нужна. Потому что пока ничто не предвещает даже намёка на близость… Хочешь послушать, как он поёт? Я записала на телефон, пока никто не видел.
– Вот настолько всё серьёзно? – Лина с состраданием посмотрела на собеседницу. – Ну давай, включай, послушаем твоего призрака оперы.
Лера полезла в телефон, и через несколько мгновений из динамика зазвучали с хрипотцой гитарные аккорды, а потом и голос предмета обсуждения. Лина вслушивалась в чуть искажённое кустарной записью пение, и уголки её губ нервно подёргивались.
– Надрывается, будто мир спасал-спасал, и не спас, – хихикнула она, когда песня кончилась. – Но текст неплох. Чувство ритма и слога у него есть.
– Блин, ну как ты можешь над такой песней смеяться? Правду говорят, все рыжие – бессердечные, – насупилась Валерия.
– Рыжие просто головой думают, а не гм… сердцем, – выражение зелёных глаз красноречиво сообщало то самое слово, которое было заменено.
– Ничего ты не понимаешь в красоте, – отмахнулась Валерия. – Ладно, давай, что ли, таблицу добьём? А то как бы допуск к зачёту горит.
– Ни фига себе! Мы тебя ещё не всю потеряли! Ты помнишь про учёбу! – рыжая изобразила руками фейерверк и потянулась за бумагой.
– Евгения, вас не слышно совсем, нужно погромче! В остальном, всё было хорошо, уже можно на сцену. И в шесть минут уложились, – Эмилия Викторовна посмотрела на часы. – Так, следующий номер. Вы привыкайте уже заранее готовиться к выходу, в следующую среду генеральная репетиция, и мы должны в тайминг уложиться.
Елисей взял гитару и поднялся на сцену, едва не столкнувшись на ступеньках со спускающейся Лерой. Бросил на неё короткий мрачный взгляд и прошёл мимо, а она, чувствуя, как выгорает изнутри, остановилась, чтобы не подогнулись колени.
– Шустрее, шустрее, – громким шёпотом поторопила Вельман снизу.
Валерия спустилась в зал и села в первый ряд, поближе к Татьяне и Виктории. Какой-то внутренний мазохизм требовал точно выяснить, кому из них он поёт. Татьяне – вероятнее. Она с ним в одной группе, и общаются они чаще. Да и ярче она, чем Вика.
Рука ударила по струнам, и Лера приготовилась обмирать от голоса. Взгляд Елисея из-под тёмных бровей метнулся в первый ряд и, судя по расцветшей улыбке, угодил в Татьяну. Она томно распрямила плечи, акцентируя всеобщее внимание на обтянутом алой кофточкой четвёртом размере, и положила ногу на ногу. Елисей чуть заметно улыбнулся, и Лера ощутила, как в душе распахнулась чёрная дыра, стремительно всасывая в себя мысли, надежды и радость бытия.
– Я, крылья расправив, летел к твоим окнам сквозь северный ветер… – в голосе, как обычно, звенела вся боль этого мира, и сейчас это особенно остро отдавалось у Леры в сердце.
Она знала все слова наизусть и часто пела про себя по ночам: «Я вечность
