есть их нет. Совсем. Ни «добра» и ни «зла». Есть данность. И поразительно, что, забыв её, люди бьются за домыслы относительно «зла-добра» и деянья ради сих домыслов.
93
Мир гниёт и в нём нет надежд. Мир пора отрицать. Ницшеанства тут мало. Нам коренной, титанический слом бы! Гуннов каких-нибудь и вандалов! Нам коренную Россию бы! Недоделали. В результате – вещное счастье, будь оно проклято… Может, чушь всё: Русь, мессианство? Может быть, главное – сикль библейский? Рубль, йена, доллар?
94
Мы вовне всех. Мы так живём, точно видели истину и ничто вокруг нам уже не в пример. Мы истину видели? Где? в Евангельи? Много там о любви, прощении и незлобии. Но ведь мир-то иной. Иное всё. Как нам жить, чтоб и Богу, и миру, если Бог «не от мира» есмь? Мы загадочно сердцем нашим в раю и судить должны как попавшие в хлев судили б от чистого… Но нельзя судить: Бог изгнал прародителей за суд истины «злом» с «добром». И Христос велел не судить. Велеть-то велел – да сгинул.
95
Всяк ценен в мере, в коей заслуживает знак вечности. Парафраз из Ф. Ницше.
96
Не сплю с Рождества, – с него не живу по-прежнему… Что испытывал Бог, бывший вечно (стало быть, и до Собственного Рождества, как я до болезни) и изменивший вдруг Сам Себя входом в мир, как и я изменён болезнью? Он появлялся в мир, когда я уходил. Рождался судить мир – я ж судил его вырождением. Мы поэтому родились день в день: Бог в зло – а я вон из зла (значит, в истину?). И вот в этом миру, из какого исчезну, где прожил много, я, как младенец, не разумею вдруг ничего почти, ни к чему не могу приложить свой опыт. И до-рождественского меня не избыть пока новому, неизвестному, кем я стал.
97
Не посылается лишь тебе. Жизнь, шанс проявить себя, синекура изрядная – сразу всем. Но из них кто-то всех упреждает. Раз, третий, пятый взял кто-то первым – и олигархом стал. Прочие? Их беда: ведь давалось на равных, подсуетились бы… Подыми я сикль – и моя жизнь не так пошла б, по-иному, а, как я бедствовал, то от худшего к лучшему; взбогател бы вдруг, преисполнился целями.
Я не поднял сикль. Вот каков я. Все мы такие: род мой, дед, прадеды. В нас – заскок слыть духовными, бескорыстными, с принципами, мол, этики, хоть нам жуть нужны доллары, и поболее. Масса их нам нужна! и собственность: мы хотим быть чиновными и имущими. Но мы страшно больны, чада догм о «добре» и о «зле» и «нравственном». В результате мы нищи.
98
Если я жив на вид, то затем что я думаю, мысль творю. Я вне мысли отсутствую, мертвен. И не болезнь казнит, но я мёртв, ибо сил и желаний жить нет. Нет – чувств… Умел ли я жить вообще? Я в стадии перетянутых струн, лишь лопнуть. Так, во фрустрации стережа смерть тела, мыслями я игрался в жизнь, делал вид, что живой-де. Ёрничал. Я вник в тайну, что и не жить уж можно, быть неживым почти – а и будто бы жить притом, стоит лишь сознавать. Вот так. Чужесть жизни сознанию вскрыл я, выяснив: в жизни мёртв почти, я, загадочно, в мысли жив ещё, почему и не труп. Мысли
