в оргиях. Кали требует человеческих жертв. Ангрбода – мать всяких монстров. Перунова дочь Девана бьётся с отцом, став львицей.
Ж угрожает – М с ним воюет, так, что он Еву, что означает «Жизнь», – безграничную, неохватную Жизнь, – свёл в трубку, чтоб её пользовать. Вульвы с чётким параметром в стиле Барби – вот идеальный пенисный мир. Жизнь-трубка для познавательных фрикций – вот весь М-«космос», «строй» и «порядок». «Добрый» М, скобля рай бритвой домыслов, возомнил стружку «хаосом» и винит в этом женщин. А обстоятельней, он единственно смог вместо рая дать дом, где пьёт, одуревши от дел своих.
В женском М видит хаос. Это мужскими «светлыми» мыслями Ж изолганы. М-идеями исказился мир, ибо Ж, став рабыней М, порождает плоть в лад идеям. М очень долго, тысячелетия, браковал гены рая ради подобного его смыслам, сделав Венер – Милосских, а равно Книдских. Рай назван хаосом, зло – добром, негатив – позитивом, истина – ложью, прелесть – уродством. М есть враг райского. В мире М всё есть ложь. Что зло М – то для Ж явно доброе. Где для М аморальность – там для Ж истина. М для Ж значит смерть.
Достаточно. М разводит Милосских, Ж в ответ – Виллендорфских1 дев, нужных Богу и раю, а не мужским мозгам.
88
Так как мораль – свод правил, то принуждает нас видеть, лишь чтó позволит. Значит, моральный мир – клок вселенского. Много, значит, в моральный мир не вошло: в нём даже любовь моральна, – стало быть не полна. И вправду, разве полна любовь с нравственным и этически-статусным добронравным партнёром? Ведь в этом случае отсекалось запретное, что считалось безнравственным. А его что, нельзя любить? Можно. Да и полезно в первую очередь.
Здесь второй вопрос, кардинальный: может неполная, ограниченная любовь сеять полную безграничную жизнь? Не может.
Вот потому-то мы живём мало. Эрос, поэтому, ключ не только к улучшенной – но и к Жизни вообще. Фильтр в эросе, вроде этики, возбраняет бессмертие. Имморальность же увлекает нас в круг безмерности качеств, мер и возможностей.
89
В книге – нудные, скрупулёзные, в русле странных задач наррации с препирательствами с самим собой, с миром, с обществом, с Богом, с Кем я, наверное, разбираюсь с рождения и теперь достиг вех критичных. Массам я чуждый. Кой прок в словах, твердят, в самоедстве? что спорить с Богом? надо быть цельным, надо в реальность-де; человек ведь творец, ура! нужно действовать! скажем, в блоге пиарить кошко-корм «Вискас», тени от «Avon» либо идеи Рассела, церкви, справед-едросов.
Проще, конечно, взяв свечку в храме, яро креститься, веруя не в Христа, а в себя. Проще, роясь в политике и возясь в экономике, прилагая к ней тайный свой интерес, мнить, что служишь «народу», кой всегда дальний фон, удобрение в твой розарий. Проще, вопя: «Умру, но Россия навечно!», – знать, что умрёшь-таки в неком частном удобствии (а не в общей мгле), заработанном ловким промыслом.
Виллендорфская Венера, статуэтка 26 тысячелетия до Р. Х., хтоническая богиня, женщина круглых форм.
