серебром, одеждами и конской справою. Договорились и о сроках дани. С тем и отошли болгарские послы за словом своего царя. Тот договор учредил и выслал Аепе великие яства и вина в дорогих серебряных сосудах и чашах.
– Прими, князь половецкий, от щедрот земли нашей!
Лёгкая победа, выгодный договор, низкий поклон болгарского владыки, а паче угощения невиданные, вскружили Аепе голову.
Отослал и он болгарскому князю дар – лучших из своего завода чистокровных трёх скакунов под княжескими сёдлами. А сам с большими своими людьми сел пировать. Сладки яства и вина дунайские! Только после того ни один из пировавших не остался жив. Псы, что подбирали у столов, все передохли. Яства и вина оказались отравленными смертным ядом.
Не в бою, не в седле, не в широком поле суждено было умереть князю Аепе – в пиршестве на ласковой земле Дунай-реки, в прелести окаянной.
Услышав о том, Верхуслава помучнела лицом, не выронив и слезинки – выплакала их все о муже, два года прошло, а великая её боль не отступила. И вот новая…
Заторопилась с отъездом в степь, и дня не временя. Взяла с собой сынов – Игоря со Святославом. Всеволод впервые ушёл в поход с дядей Давыдом под стены волынского Владимира. Сам Мономах сказал ей перед походом:
– Хочу, чтоб сын твой под моей рукой ходил, об одно с сынами моими.
Ехали в степь готовыми дорогами, в малой дружине с двумя возками. В одном княгиня с детьми, в другом челядь – мамки и сенные девушки.
Игорь попросился у матери сесть на коня, и та разрешила. Пётр Ильинич, и на час не оставлявший семью после смерти Олега, посадил мальчика в специально точёное для княжича седельце, на мирного, старого, но всё ещё крепкого и ходкого коня.
Игорь и раньше, как себя помнит, частенько лазал на конскую спину, полозил по ней, но держался цепко, не за повод, за холку. А тут, оказавшись в настоящем седле, при стременах, да рядом с Петром Ильиничем, окружённый дружинниками, показался себе таким счастливым, таким большим и взрослым, что и рассмеялся звонко, нарушая траурный чин.
Ребёнок во всём и везде – ребенок, для того и дадено человеку детство, чтобы радовался он в том кратком миге своей жизни на все будущие времена.
И заулыбались суровые воины, и сам Пётр Ильинич, и день, откликаясь на детский смех, вдруг засиял солнцем, и оно, дивное, тоже рассмеялось, осыпая мир весёлым светом.
Тот день шли переяславской землёю, приближаясь к рубежью, широкой древней торокой37. Обаполы38 её уже помалу ширилась степь, пересечённая речушками и ручьями, глубокими оврагами, заросшими по краям могучими деревами, а по донью – впротемень красноталом, вербицей и ольшиной. По раздольям паслись стада, перетекали табунки вольных коней, стрекотали и верещали птицы, кормясь с щедрой дорожной ладони, курились синим дымком селища на взгорьях, по берегам рек и речушек, подле прудов – пересыпанных оврагов. Едва видимой грядочкой восставал вдруг из-за окоёма бор, наплывал могуче и снова отступал, осаживался, чтобы явить миру шатровое завершие с крестом над ним, то одинокую келейку, то сразу несколько
Торока – (от слова: торить) торная дорога; битая, укатанная дорога.
Обаполы – с обеих сторон, обоюдно, вокруг.
