в снежной вялице с пути, князь не мог найти выхода из чащи, его окружившей. Как молился Богородице, опустившись коленями в снег, и как поднял лицо свое, узрев лучезарный облик Божьей Матери, сходящей на древо. И ещё о том, что это Она наставила князя в году 6577 спасти от неминуемой гибели святого Антония. Одну очень важную приписку сделал Венец: в лето 6576-го (1068 год от Рождества Христова) дал Бог князю Святославу сына Олега, в крещении – Михаила.
Молил Венец Богородицу, чтобы труд его был одобрен игуменом и всеми, кто прилежал в написании летописного свода.
Первым, кому передал исписанные листы, был, конечно же, Григорий. Тот долго читал их в своей келье, а Венец ждал на воле, когда позовёт к себе инок. В сердце не было сомнения о совершенном. На то была воля Божья. Но достаточно ли хорошо выполнил он ее, теми ли словами, какими надобно, передал в яви увиденное? Это зело тревожило, вселяя в душу страх.
Он долго ждал, но Григорий так и не позвал к себе.
Третий год жил Венец тут в любви и внимании, в молитвах, трудах и учебе. Не только Григорий, но и сам игумен, а с ним и вся братия, отличали его и поощряли добрым словом. Не было такой работы, которую бы за эти годы не исполнял. Бортничал, орал77 землю, носил воду, мыл полы, колол дрова, извозничал, доставлял в обитель всё необходимое, ловил рыбу – да разве припомнишь все труды, выпавшие на его долю. В любом заделье, даже в самом малом, неизменно находил Венец похвалу себе либо добрый наказ, и всегда – благословение. В обрядном чине преуспевал отрок, прислуживал в церквах, пел в хоре, как равный стоял на молитвах и, наконец, был приставлен к святому делу переписки книг, и паче к тому, поистине божественному, кое и совершил, перелагая изустное предание на пергамент.
Но если раньше всё давалось ему без страха и упрека и откликалось немедленно душевной радостью, то ныне было иначе.
Он вдруг подумал о том, о чём раньше и не мнилось.
Отчего, прожив в обители немало времени, ни он сам, ни кто-либо другой из всех, кто искренне любил его, не сделали и малого шага к его пострижению в иноки?
Что он сам не совершил этого, на то была причина. Венец считал себя всё ещё недостойным. Но значит, недостойным считала его и монастырская братия?! Почему? Чем он провинился перед ними? Как было бы всё просто сейчас, если бы совершилось над ним святое таинство. Мог ли он, непосвященный, изустное предание сделать письменным? И божий ли промысел водил его тростью по пергаменту, когда являлись перед взором картины давно минувшего? Не грех ли это?
Вот до чего додумался Венец, ожидая приговора на содеянное им. Уже вконец смятенным, презирающим себя за то, что не находил в сердце сомнения, а только слышал страх непризнания совершённого им, жаждущим покаяния и не обретшим его, вошёл великим грешником Венец в келью игумена.
В келье были все пять иноков, что трудились над летописным сводом. Они восседали на узкой лавке, торжественные и недоступные взору, лица их были опущены долу, и даже Григорий хотя бы на малый миг не глянул на Венца.
– Сыне, –
Орать землю – пахать, орывать землю, пахать оралом.
