в глубокой древности. А так – всегда была дорога – та или иная. Лицо города менялось, во время Отечественной почти все дома и дороги разбомбили, все отстраивали заново.
Надя немного помолчала, очевидно, выстраивая дальнейший рассказ.
– Но первая часть моей истории – часть, не подкрепленная фактами, которую нельзя проверить, заканчивается в районе 1890-х годов. А дальше уже идут факты, мои любимые факты. Статистика – великая вещь, – она снова порылась в записной книжке, – и если мы обратимся к ней, то обнаружим, что в среднем каждый год на этой дороге погибало пять-шесть человек. Немало для тихой старой дороги – ты не находишь? Это не считая аварий и прочих, менее драматичных событий.
– Не может быть! – изумленно сказала Наташа, которую рассказ наконец-то задел за живое. Она повернулась, и оладьи тихо и раздраженно ворчали позади нее на сковородках.
– В принципе, я могу представить тебе доказательства в любой момент с восьми до восемнадцати часов. Наташа, это не пустая болтовня, я серьезно поработала. Я же сказала, что хочу сделать передачу.
– Но за 110 лет это получается…
– Выбрось период с 1940 по 1951. И я брала среднюю цифру, так что исходи из этого.
– И что, прямо таки никто этим не заинтересовался?!
– Почему? Заинтересовался, конечно.
– И что?
– Ничего. Или, точнее будет сказать, я не знаю. Так или иначе, дорога никуда не делась – вот факт. Она никуда не делась и она не стала безопасней. Несколько раз ее закрывали, но потом открывали снова. Сейчас же она не волнует абсолютно никого.., – деловой рассудительный, солидный тон Нади вдруг сорвался на совершенно несерьезный визг. – Наташка, горит!
Только сейчас ощутив резкий запах горелого теста, Наташа тоже, как положено, взвизгнула и машинально схватила сковородку голой рукой и, конечно, тут же обожглась и с грохотом уронила сковородку обратно на плиту, тряся обожженной рукой, и Надя, вскочив, схватила тряпку, опрокинув по пути рюмку с шампанским, и кинулась на выручку, а кухня уже наполнялась сизо-голубым дымом.
Спустя пять минут Надя хмуро счищала в мусорное ведро сгоревшие оладьи, покачиваясь из стороны в сторону, и ворчала:
– Кто-то говорил, что все это глупости? Что ж этот кто-то так заслушался, что забыл о своих драгоценных сковородках?!
– Не обольщайся, – отрезала Наташа, нежно обмазывая руку подсолнечным маслом. – Ты болтаешь занятно, но неубедительно. Я просто задумалась. Может, я и сама являюсь частью твоей статистики.
– Как это?
– Вон там, – Наташа махнула здоровой рукой в сторону противоположного дома, – раньше жила подруга моей матери. Как-то мать поехала к ней по каким-то делам и взяла меня с собой. Мне было четыре года. Они стояли во дворе и разговаривали, а я вышла на тротуар. Нет, на саму дорогу я не пошла. Я была очень послушным ребенком.
