уехать – у меня знакомые девчонки уже два года в Москве на заработках – знаешь какие советы дают начинающим?! Приезжаешь и ищешь – нет, не работу сначала – подходящего любовника, который будет тебе жизнь и квартиру оплачивать, и плевать, сколько ему лет и сколько у него жен и детей – лишь бы платил! А одна из них проституткой отпахала полтора года, влетела в пару историй, зато сейчас живет нормально.
– Ну, Надь, везде так. И ты в жизни видишь только плохое, – пробормотала Наташа, ошеломленная внезапным натиском. Надя отшатнулась от подоконника так резко, словно он внезапно раскалился, и ее взгляд метнулся в сторону Наташи – взгляд, полный пьяной ярости и бесконечного отчаяния – взгляд озлобленного неудачника, родившегося в чужой стране, в чужое время. Взгляд человека, давно продавшего все, что у него было, и тут же потратившего все эти деньги, с которых еще нужно дать сдачу.
– Да, я вижу только плохое! – сказала она зло. – А ты что видишь?! Ты вообще что-нибудь видишь?! Ты же ни хрена не видишь! Ах, подруга, – ее голос вдруг сорвался, – как же я тебе завидую – ты ничего не видишь!
– Успокойся, – произнесла Наташа миролюбиво и отвернулась, снова принявшись за мясорубку. Надя во многом была неправа, но и права во многом. Надя жила бедно, но весело, а за веселость платила тем, что многое видела. Ей же видеть было некогда.
– Наперекосяк, – пробормотала сзади Надя, открывая с хлопком бутылку. С шипением зажурчало наливаемое шампанское. – Все здесь наперекосяк. Даже дороги взбесились!
– Ты о ней? – спросила Наташа и кивнула в сторону окна.
– О ней, о ней, – Надя, вроде бы совершенно успокоившись, вернула лицу улыбчивое выражение, снова села на табуретку.
– Дорога-дорога… я тут кое-что разузнала, окучила пару знакомых. Занятная получается картинка… А ты, кстати, понаблюдала?
Наташа замялась. Надя была, конечно, хорошей подругой. Но Надя была и отменной язвой. Не говорить же ей, что с той ночи, когда она почти полчаса стояла и смотрела на дорогу под платанами и на такси со спущенным колесом и на одинокую согнутую фигуру водителя – с той ночи в течение всей недели она то и дело поглядывала на дорогу – утром, идя на работу, вечером, возвращаясь с работы, выходя на «Вершину Мира» ночью перед сном, в то время, когда Пашка давно уже мирно похрапывал на своей половине кровати. Не говорить же, что такая неотъемлемо-обыденная часть пейзажа, как дорога, которой Наташа никогда не ходила и о существовании которой вовсе не помнила, – эта дорога вдруг стала интересовать Наташу куда как больше остывающего семейного очага. И чем больше она смотрела на дорогу, тем меньше она ей нравилась, и неприязнь эта была смутно знакомой, как что-то, давно позабытое из далекого прошлого, а может быть, и из прошлой жизни. Было ли это связано с машинами или с тем, что сама она в раннем детстве чуть не погибла возле этой дороги по нелепой
