устал все это выслушивать.
– А кого, черт возьми, сильнее ранило? – спросил он. – Тебя или меня?
– Вас, – ответил негр. – Но в меня-то еще никогда не стреляли. Я этого никак не ожидал. И вообще я категорически против, чтобы в меня стреляли.
– Уймись ты, – сказал мужчина. – От нытья только хуже будет.
Они уже подходили к островку. Лодка шла между отмелями, и Гарри с трудом выбирал протоки из-за солнца, которое слепило глаза на воде. Негр то ли рехнулся от боли, то ли на него снизошел покаянный стих; во всяком случае, рта он не закрывал.
– Зачем теперь возить спиртное? Сухой закон отменили. Кому нужна вся эта контрабанда? Садись себе на пароход да вози.
Мужчина у штурвала не отрывал глаз от протоки.
– Почему люди не могут быть честными и достойными? Почему не хотят зарабатывать на жизнь честным и достойным трудом?
Мужчина увидел место, где вода подернулась мелкой рябью из-за близкой отмели, пусть даже он и не мог разглядеть саму мель за солнечными бликами, и переложил руль. Он развернул лодку, крутя штурвал одной рукой, и тут края протоки раздались в стороны, и он на малых оборотах подошел к мангровым зарослям. Дал задний ход и выключил оба винта.
– Отдать якорь я еще в состоянии, – сказал он. – Но поднять его уже не получится.
– А я вообще шевельнуться не могу, – заявил негр.
– Оно и видно, – сказал ему Гарри.
Он с трудом вытащил малый якорь, кое-как перевалил его за борт, вытравил порядочный конец якорного троса, и лодку развернуло к манграм, так что ветки даже залезли в кокпит. Затем Гарри спустился вниз. Черт знает что, подумал он о царящем в кокпите беспорядке.
Всю минувшую ночь, после того как он перевязал рану негру, а тот забинтовал ему руку, он держал курс и не отрывался от штурвала, а с рассветом увидел, что негр лежит в кокпите среди мешков, но тогда он следил за волной и за компасом, выискивая глазами сэндкийский маяк, и не приглядывался к тому, как обстоит дело. А дело обстояло плохо.
Негр лежал посреди груды мешков с бутылями, задрав на них ногу. Борта кокпита прошило навылет в восьми местах, расщепив доски. Стекло рубки осыпалось. Гарри не знал, много ли товара погибло; там, куда не натекла кровь негра, натекла его собственная кровь. Однако хуже всего – по крайней мере, так казалось ему в данную минуту – был запах спиртного, пропитавшего весь мир. Сейчас лодка спокойно стояла в манграх, но ему по-прежнему чудилась качка открытого моря, всю ночь трепавшего их в Мексиканском заливе.
– Пойду кофе сварю, – сказал он негру. – А потом опять тебя подлечу.
– Не надо мне никакого кофе.
– Зато мне надо, – сказал Гарри. Однако внизу, в каюте, на него напало такое головокружение, что пришлось вылезать на палубу. – Похоже, кофе у нас не будет.
– Я хочу простой воды.
– Ладно.
Он налил негру воды из оплетенной бутыли.
– Зачем надо было удирать, когда они открыли пальбу?
– А зачем они вообще открыли пальбу?
