А вот и Арсений Васильевич – переходит дорогу, наверное, идет от трамвая. Сейчас Нина скажет ему про собачку. Что он подумает?
Володя спрыгнул с подоконника. Его всего окатило холодным потом – как он мог так уйти, надо было хотя бы попросить прощения! Ну да, лавочник его не простит, и Нина тоже, но извиниться все-таки надо. Извиниться и уйти.
Да никто и не будет его удерживать!
Сейчас Нина рассказывает отцу о собачке и о том, что Володя просто убежал.
Надо пойти и попросить прощения. Но как? Сейчас никто из дома уже не выпустит – поздно. Можно объяснить все родителям, но… что-то не хочется, и так они всегда ругают его за неловкость.
А что, если выбраться тайком? Через черный ход, через кухню.
У мамы все еще приятельница, Анюта спит, отец работает в кабинете, Дуняша у себя. На кухне никого.
Володя взял свое пальто, по коридору пробрался на кухню, открыл дверь и побежал вниз. Через двор вышел на улицу, подергал дверь лавки – заперто, конечно. Придется звонить в квартиру.
Он поднялся по ступенькам, позвонил. Арсений Васильевич открыл дверь и удивился:
– Володенька! Ты что так поздно, случилось что?
– Нет…
– Нина уже спать легла, но ты проходи. Ты что убежал сегодня? Нина говорит, осколками порезался, может? Так она бы перевязала, зачем домой-то сразу?
Володя поднял голову. Лавочник что, смеется над ним?
– Я не порезался.
– Нет? А что тогда?
Володя набрал воздуху:
– Арсений Васильевич, я собачку разбил! Я прощения пришел попросить, я знаю, что эта собачка подарок, и что вы не простите…. Но я все равно пришел…
Арсений Васильевич недоуменно перебил его:
– Подожди, я за тобой не поспеваю… ты что, из-за собачки убежал?
Володя опустил голову:
– Я виноват.
– Да что сделалось-то? Безделушка разбилась?
– Это не безделушка, это же вам Нинина мама подарила!
– И что?
– Так… ведь собачка… подарок… первый. Вы сами рассказывали! И вы гладили ее…
Володя сбился и замолчал.
– Нет, ты мне сложный все-таки, – вздохнул Арсений Васильевич, – ну что сделалось, скажи ты на милость? Собачка фарфоровая разбилась? Ну так она бы позже разбилась, на то это и фарфор…
– Это Нининой мамы подарок!
– Ох, Володя… – вздохнул Арсений Васильевич, – как тебе объяснить-то? Да никак, не сумею я, а ты маленький – понять… У меня Нина. И память. Вот это… А собачка… она… просто собачка. А тебя как из дома-то выпустили так поздно?
– Я сам убежал. Через черный ход.
– Ах ты господи…
Арсений Васильевич поспешно оделся:
– Пойдем – провожу тебя.
– Вы правда не сердитесь за собачку?
– Да господь с тобой, Володя. Я сержусь, что ты так поздно один по улицам бегаешь. И ладно я сержусь, а вот если
