мне станет перенести несбывшиеся надежды на свидание с нею». А ветер выл, срывая с крыш кое где оголившуюся от снегу солому, и тёмная, непроглядная, как могила, ночь, висела над деревней.
В это время Чуркин с Осипом, освободившись от гостей, беседовали между собою в светлице, при тусклом свете сальной свечи. Разбойник сидел на своей кровати, сколоченной кое-как из досок, а Осип приснастился на скамейке и покуривал свою коротенькую трубочку. Речь их шла об уехавшем в Тагильский завод помощнике исправника.
– Кажись, он и хлопотун, но нет у него нюха, – сказал Василий Васильевич после некоторого размышления.
– Это ты про кого говоришь? – спросил каторжник.
– Да вот про помощника исправника все думаю; наш богородский исправник, Семён Иванович, потолковее его будет, не так бы повёл розыски.
– А как же, атаман?
– За обыски бы прямо принялся, да за расспросы, кто и когда выезжал из деревни, да зачем? Замучил бы этим. А то что он? Приехал в деревню, спросил два слова, напился чаю, выспался, да и дальше поехал! Тот бы всю ночь, мало две, три ходил бы по деревне, да выглядывал.
– Ну, не хвали, тебя он всё-таки взять не мог.
– Нет, братец, он так за мной следил, что два раза чуть-чуть я ему не влетел, из-под носу у него ускользнул: раз меня братишка спас, а в другой – брат Степан за меня в болоте поплатился.
– А всё-таки тебя не поймал?
– Если бы и изловил, то никак не живого, а мертвого. Живым в руки я бы ему не дался, а раз всё равно пропадать, пустил бы прежде ему пулю в лоб, а потом и себе, если бы сдаваться мужикам пришлось, вот что! – сказал разбойник и снова предался раздумьям.
– Оно так. Вот и я однажды в такую засаду попал: становой с тремя сотскими в избе меня подкараулил, – мужичок один меня выдал, – да взять-то меня не пришлось. Только это он схватил меня за шиворот, я выпустил из рукава рубашки кистень, да как свистну его по башке-то, он тут и присел; мужики увидали, как брызнула из его темени кровь, и наутёк, а я за ними, да в лес, ну, и поминай, как меня звали.
– Иуда-то жив остался.
– Это какой такой?
– Тот, который тебя выдал?
– Как бы не так! Целый год его караулил; попался это он мне ночью на дороге, с базара ехал, я его и успокоил на веки, с тех пор другие меня никогда и не трогали.
– Молодец, люблю за это. Так и я с подобными сыщиками поступал, много на тот свет отправил, они и боялись, а без острастки с ними нельзя, – за грош продадут нашего брата.
– Как, атаман, думаешь на счёт свадьбы-то?
– Что тут думать-то? Три радужных взял пока, а там поглядим.
– С приказчика, что ли?
– А то с кого же? не с кузнеца, вестимо.
– Когда же он тебе соблаговолил?
– Да вот вечерком сегодня я от него их получил. «Поможешь, говорит, увезти девку, ещё пять таких же дам». Даст и больше, такую махину подведу…. А Степаниды всё-таки ему не видать: жаль,
