отворив двери, тихо сказала Ирина Ефимовна.
– Сейчас иду, – был ответ.
– Зачем ещё ты понадобился? – сказал Осип.
– Чёрт его знает, дрыхнуть, небось, захотел, – выходя из светлицы, проворчал Чуркин.
Осип поглядел ему вслед и подумал: «Когда же это мы выберемся из этой западни? Сколько верёвочке не вить, а конец должен же быть».
– Наум Куприяныч, как бы ты мне постельку устроил. Хочу, брат, отдохнуть, – сказал помощник исправника вошедшему в избу разбойнику.
– Приладим, ваше благородие; скамейку к лавке приставим, и будет хорошо, – отвечал ему тот.
– А мой солдат с кучером где поместятся? Всем, небось, здесь тесновато будет.
– Найдём и им местечко. Ирина Ефимовна, сходи к хозяйке и скажи ей, чтобы кучеров, да кавалера к себе ночевать пустила.
Ирина Ефимовна вышла.
Его благородие улёгся на покой, а за ним растянулись по лавкам урядник и приказчик. Кучера с кавалером, поужинав, в сопровождении Осипа, отведены были в избу хозяйки, а Чуркин с Осипом остались в светлице.
– Знаешь, атаман, так бы я этого самого солдата по уху и свистнул: очень уж он мне не по душе, – сказал каторжник, приснащиваясь на боковую.
– Что, разве ты с ним повздорил?
– Нет, а морда его противна, чистый он паук.
– Я сам, брат, недолюбливаю ихнего брата: больно они уж нам насолили в своё время, да ничего не поделаешь, – надо на всё время выбирать.
Осип умолк, и светлица через несколько минут огласилась всхрапыванием каторжника с разбойником.
Задолго ещё до рассвета, в избе хозяйки дома поднялись ночлежники и попросили старуху поставить им самовар.
– Ишь, вам и ночью-то покою нет, – причитала она вполголоса, поднимаясь с своей постели.
– Так надо, хозяюшка, пока встанут господа, а мы чайку напьёмся, – отчеканил кавалер.
За самоваром кучера разговорились о своём житье-бытье; кучер приказчика хвалился своим хозяином: «у нас, братцы, говорил он, целый год масляница, пей вина, сколько душа примет… Одно только – работа каторжная, потому при складе находишься»…
– Что ж тебя, камни ворочать заставляют? – спросил кавалер.
– Не камни, а бочки со спиртом катать приходится.
– Ну, брат, эта работа не важная ещё, сказал кучер помощника исправника, – а ты вот на моем месте послужил бы, – дело другое: небо в овчинку тебе показалось бы.
– А почему такое?
– Потому, недели по две, да по три, по уезду приходится кататься, да иной раз по целому дню крохи в горло не попадёт, а не то, что водки, да зубочистки ни за что, ни про что получать.
– Что ж, разве твой барин сердитый?
– Страсть, какой! точно зверь лютый бывает, когда рассвирепеет. Вот спроси у Сидорыча, – он тебе скажет.
Кучер приказчика вопросительно поглядел и спросил у кавалера.
– Да,
