приеду.
– Только не осудите: чем богаты, тем и рады будем.
– А когда свадьбу думаешь справить?
– После Рождества, в первое воскресенье.
– Приедем. А теперь и спрыснуть тебя не мешает. Угости.
– Что ж, можно. Наум Куприяныч, прикажи подать нам водочки, выпьем на радостях.
Распили бутылочку, другую и третью, а потом дело дошло и до четвёртой, но всё-таки этим не унялись: староста начал приглашать компанию к себе в гости, но, за исключением урядника, все отказались от такой чести. Староста, простившись с Чуркиным, подошёл к приказчику и сказал ему:
– Не сердись на меня, молодчик, за дочку мою; опоздал ты, а то быть бы ей твоей невестой.
– Что ж делать! А сердиться мне на тебя не за что, – твоя воля.
– На свадьбу приезжай, дружком будешь.
– Благодарствую.
Старик с урядником вышли и, пошатываясь, побрели по деревне; навстречу им попался сват-кузнец и увлёк их к себе.
День клонился к вечеру; приказчик сидел с Чуркиным в его светлице, разговаривал с ним о своей возлюбленной и, как было заметно, порядком ему надоел.
– Наум Куприяныч, а что ежели она будет упираться выйти за меня, поможешь ты мне увезти её?
– Как тебе сказать? обнадёживать не могу, а постараюсь.
– Не откажи, сам услужу.
– Чем же такое?
– Сейчас тебя награжу, если хочешь. Возьми три радужных[1] в задаток, опосля ещё пять дам, – вынимая из кармана сюртука бумажник, сказал молодой паренёк.
– Изволь; если так, я твой слуга.
– Не говори только об этом уряднику, пусть это между нами останется.
– О таких делах не рассказывают, а в тайне держат, – принимая от приказчика радужные купюры, сказал разбойник.
– Ну, значит, теперь по рукам?
– Конечно, доставлю я её тебе, живую или мёртвую.
– Зачем мёртвую! Бог с тобой, ты меня пугаешь, – отступив два шага назад, сказал влюблённый.
– Это так, к слову говорится.
– Ну, как же ты это сделаешь?
– Смотря по обстоятельствам, как придётся.
– Хорошо, я тебе верю. А теперь не пора ли мне повидаться с нею?
– Надо маленько подождать: слышишь, девки ещё на улице песни поют. Вот разойдутся по домам, тогда и ступай, а то, пожалуй, все дело испортишь.
– Резонно говоришь, подожду, – сказал приказчик и пошёл с разбойником из светлицы в избу.
– А я думала, что ты уж на свидание отправился, – сказала Ирина Ефимовна приказчику.
– Наум Куприяныч не советует, говорит, ещё рано, девки на улице гуляют, – отвечал тот.
– Они тебе не помеха, пусть гуляют.
– У бабы волос длинен, а ум короток, – проворчал разбойник.
Когда стемнело, улица опустела: красные девицы разбрелись по своим хатам. Из ворот дома Чуркина вышли два человека; это были приказчик и каторжник Осип.
Ассигнации достоинством в 100 рублей с портретом Екатерины II, за что они иногда прозывались «катеньками» или «катюхами», «катеринками».
