из российского делопроизводства (за исключением дипломатического ведомства), а придворные и столичная знать наперебой принялись зазывать к себе учителей, чтобы учиться по-русски» (Там же).
С приходом к власти Николая I значительно трансформировались и общие подходы к обучению молодых дворян. Если в начале XIX века учились, по воспоминаниям литературного критика М. Дмитриева, «во-первых, по-французски; потом (предмет необходимый) мифологии; наконец немного истории и географии – все на французском же языке. Под историей разумелась только „древняя“, а о средней и новейшей и помину не было. Русской грамматике и закону Божьему совсем не учили, потому что для этих двух предметов не было учителей» (Там же).
С 30-х годов девятнадцатого столетия образовательная «диспозиция» изменилась кардинальным образом: «„мифология“, о которой современница писала, что еще в начале XIX века она считалась „обязательной для порядочно образованной особы“, ибо помогала понимать классическую поэзию, позднее исчезла; фортификация и артиллерия ушли в программы специальных школ, зато уже с 1830-х годов сделались обязательными российская словесность и презираемая ранее латынь (без которой не принимали в университет). В 1850-х годах началось всеобщее увлечение естественными науками» (Там же).
Конечно, когда государственное делопроизводство ведется на иностранном языке – это, прямо скажем, ненормально и даже (особенно во время войны с Наполеоном) дико. Но справедливости ради, думается, необходимо отметить, что «галломания» в сильной степени способствовала вовлечению русского дворянства в мировой культурный процесс и воспитанию интеллектуальной элиты общества. Ведь в середине XVIII века в русском языке практически не было научных, технических терминов, абстрактных понятий. На французский же в то время были переведены все достойные внимания научные трактаты, античная литература и история, произведения мировых классиков художественного слова. Так что в приобщении русских «недорослей» к массиву знаний с помощью французского языка было, похоже, гораздо больше пользы, чем вреда.
Ну и результаты налицо. Человек, который не стал бы, думается, лукавить в своих суждениях, – французский поэт, премьер-майор Екатеринославского гренадерского полка в 1800 году в «Секретный записках о России» писал, что «законченное домашнее воспитание часто дает молодым людям более широкие и систематические познания, чем немецкие университеты своим питомцам; к тому же русские всегда умеют блеснуть своими познаниями. Он отмечал также, что молодая русская знать самая образованная и философски развитая в Европе» [Барашев 2002, с. 36].
2.3. «А сзади, в зареве легенд // Идеалист-интеллигент…» (у истоков свободомыслия)
В 1923 году, под впечатлением итогов девятого съезда Советов, принявшего план электрификации России, Борис Пастернак написал такие строки:
А сзади,
