иерархии…» (Там же).
Во-вторых, Ю. Веденин и О. Борсук считают, что литература, театр, живопись, история, общественно-политические теории, больше всего интересовали дворян среднего достатка: «Золотой век русской культуры во многом подпитывается именно этим слоем дворянства в 18 – 19 тысяч семей, из чьих рядов и вышли таланты» [Веденин, Борсук 2013, с. 23].
Как представляется, к двум названным аспектам можно добавить еще один, определяющий этические нормы, – выбор поведенческой модели. Чтобы гармонично совместить идеалы допетровского периода (преданность государю, набожность, благочестивость) со взятым из европейской культуры идеалом рыцарства, представители дворянского сословия обратились к опыту древних цивилизаций Греции и Рима.
«В конце XVIII века, во времена классицизма, серьезным элементом поведения модели становится герой Античности, каким он представал со страниц трудов Плутарха, Тита Левия, Цицерона, Тацита. Возникает настоящий культ несгибаемых стоиков, мудрых законотворцев и отважных полководцев, самоотверженных ораторов и доблестных воинов, жертвующих собою ради отечества. „Голос добродетелей Древнего Рима, голос Цинциннатов и Катонов громко откликался в пылких и юных душах…“ – писал С. Н. Глинка. – Были у нас свои Катоны, были подражатели доблестей древних греков, были свои Филопомены» (из исследования Веры Боковой «Отроку благочестие блюсти… Как наставляли дворянских детей»).
С особым эмоциональным подъемом реагировала на поступки древних храбрецов дворянская молодежь: «Герои Античности тоже воспринимались подростками и юношами как эталоны благородства, мужества и чести; им подражали буквально. И прыгали со стола, как Курций, и жгли руку раскаленной линейкой для подтверждения своих слов, как Муций Сцевола, и рвались на войну, чтобы уподобиться Гектору или одному из трехсот спартанцев. Рассказывали, что юный Никита Муравьев (будущий известный декабрист) никак не хотел танцевать на детском балу. Мать подталкивала его к танцующим, а Никита пресерьезно спрашивал: „Маменька, разве Аристид и Катон танцевали?“ – „Разумеется, танцевали в твоем возрасте“, отвечала умная мать» (Там же).
В такой атмосфере почитания благородных поступков и беззаветного служения отечеству не могли, похоже, не появиться и свои рыцари «без страха и упрека». В числе их, безусловно, и участники восстания дворянской элиты против самодержавия в декабре 1825 года. И неудивительно, что смельчаки, бросившие вызов абсолютной монархии и потерпевшие сокрушительное поражение, остались в истории не как мятежники-неудачники, но как презирающие смерть храбрецы, бесстрашные как «300 спартанцев».
Но и это не все. Как представляется, если Ермак «доставил» в Сибирь русскую государственность, то декабристы (и это, думается, не будет большим преувеличением) подарили территориям за Уралом образцы дворянской культуры. На каторгу и ссылку в сибирские просторы царское правительство
