чаепития. Все мягкие вещи складываются вокруг стола (или места, заменяющего стол). И, примерно ориентируясь на установившийся порядок, люди находят свое место и свою позу – почти каждый раз все происходит по-новому. Первое время это напрягает городское сознание – хочется незыблемого порядка, гарантии, что никто не сядет на твое место – за трудный день ты завоевал уют, который должен тебя ждать.
Но со временем находится объяснение: не следует строить маленький кирпичик собственного благополучия в зависимости от стула, на котором ты привык сидеть на своем месте за столом. Стул может сломаться, и маленький кирпичик грозит разрушить всю стену благополучия. Умение содержать позитив мировосприятия вне зависимости от окружающих предметов и обстоятельств – это истинное счастье, на уровне восточного просветления. Кочевой образ жизни делает человека философом, счастливым философом.
Хотя, откровенно говоря, мера тут должна быть. На первой же стоянке я поставил свой рюкзак у стены, чтобы кто-то случайно не задел его – в нем лежала хрупкая оснастка для камеры и сама видеокамера. Я вышел, чтобы разгрузить другие вещи со своих нарт, а когда вернулся, то рюкзака у стены не было – его приспособил в качестве пуфика дедушка Игнат. Я в сердцах едва не нагрубил Игнату Прокопьевичу. Особенно меня разозлил его взгляд, который говорил о полной отрешенности в связи с погружением во власть собственных мыслей. Было впечатление, что он совершенно не понял моего недовольства.
В конце нашего путешествия я тоже стал смотреть на мир отчасти взглядом дедушки Игната, но понял главное в ситуации с рюкзаком. Нормальное сосуществование с кочевниками (а значит, умение противостоять невзгодам) возможно только в том случае, если ты не пытаешься переделать их под свои внутренние законы пришельца, а стараешься сам осторожно интегрироваться в жизненные устои кочевья.
Еще одна небольшая, но любопытная деталь, касающаяся чаепития. В своих многочисленных походных скитаниях многократно сталкиваясь с полярниками, геологами и туристами, я не раз отмечал, что природные условия существования в постоянном температурном дискомфорте настраивают на прием очень горячего чая. Помню, как среди промозглости вечно сырого и холодного лета Новой Земли мы пили практически кипяток. Один из легендарных таежников нашего времени, Саша Бандеров из Белой Горы, объясняет это так. Обжигающий чай – это круче, чем спирт. Потому что ты пьешь и не пьянеешь. И эта растекающаяся по телу непьяность гораздо ярче и ближе организму и душе, чем хмельная тяжесть. В горячем чае заложены сразу несколько парадоксов. Один из них в том, что это приятное тепло, которое не дается тебе легко. Очень горячий чай невозможно выпить залпом, каждый глоток регулируется необходимостью остужать этот напиток – абсолютная «вкусовая» иллюстрация восточного водоворота янь-инь.
В плюс к романтическим словам Саши, с которыми я безоговорочно согласен, есть и более прозаическое объяснение. Как
