цензуры. Однако все эти работы, безусловно, следует отнести к протонаучным формам рефлексии, так как история журналистики к тому моменту еще не осознала себя наукой.
Формирование в нашей стране истории журналистики именно как научного направления проходило в советский период, так что для исследователей, стоявших у ее истоков, проблема поиска теоретических оснований не стояла остро. Неизбежная апелляция к диалектическому материализму, марксистской концепции истории и вытекающей из нее периодизации исторического процесса определялась отсутствием альтернативы. Однако важно отметить, что такая идеологическая заданность не сразу возобладала в истории журналистики, в первое время, когда теоретико-методологические подходы только формировались, появлялись зачатки историко-культурного подхода. Свидетельством этого может являться, в частности, увидевшая свет в 1930 г. книга В. Е. Евгеньева-Максимова и Д. Е. Максимова «Из прошлого русской журналистики». Во введении к этой публикации Д. Е. Максимов считал нужным пояснить читателю свое стремление изучать издание «Новый путь», этот «общественно-реакционный орган, руководимый теперешними эмигрантами Мережковскими»[92]. Его мотивировка ярко демонстрирует, что в момент выработки теоретических оснований для нового научного направления существовала полемика между специалистами. Как бы полемизируя с предполагаемым оппонентом, Максимов восклицает: «Но ведь марксистски-объективная история, а в частности история литературы, не может игнорировать факты явно отрицательного характера, если они имели в прошлом какое-либо, хотя бы и общественно-регрессивное значение… Для научного, строго марксистского определения социальных эквивалентов такого дифференцированного явления как символизм мало одного, в сущности, голословного констатирования классовых тенденций данного течения. Решающему суждению в этой области должно быть предпослано кропотливое исследование…»[93].
Как видим, в начале 1930-х гг. еще ставился вопрос о возможности совмещения классового подхода с объективным исследованием. До известной степени, насколько позволяла стремительно увеличивавшая свое давление политическая конъюнктура исследовательского процесса, авторы процитированного труда и в дальнейшем стремились сохранять глубокий историко-культурный подход, по возможности вписывая исследуемые феномены в максимально разносторонний контекст[94]. При этом нам видится справедливым мнение А. Ш. Бик-Булатова о том, что работы Евгеньева-Максимова и его коллег еще сохраняли литературоведческий характер, а «в целом исследования по истории журналистики не концептуализировались тогда в отдельную дисциплину… окончательная концептуализация истории журналистики как самостоятельной молодой гуманитарной науки происходила в 50-70-х гг. XX столетия»[95].
Несмотря на усиливавшееся влияние идеологии на науку, внешне ситуация представлялась относительно гармоничной
Там же. С. 5–6.
Очерки по истории русской журналистики и критики. Т. I. XVIII век и первая половина XIX века / под ред. В. Е. Евгеньева-Максимова, Н. И. Мордовченко, И. Г. Ямпольского. Л., 1950.
