день на этой земле суетиться, жаловаться на судьбу, гоняться за соломинками, которые дадут лишь ложную и призрачную надежду… Случилось то, что случилось, – и не в его власти повернуть время вспять и обойти унылый домик старой ведьмы, – впрочем, он бы и не стал так поступать, – и, даже если бы и представилась подобная возможность, все равно поступил бы так же, как и в тот злосчастный день. Он все сделал правильно, – и не жалел об этом. Средства избавиться от проклятия не было, – почти весь год они с Освальдом истратили на то, чтобы его найти.
И, если он сейчас о чем-либо и сожалел, то только об этом времени, – его можно было бы прожить с гораздо большей пользой. Но, – и об этом не стоило теперь думать. А стоило прощаться. Вспомнить все хорошее, все то, что он любил. Поклониться, – как делают актеры перед тем, как занавес скроет их от зрителей, – и спокойно и с гордостью покинуть чудесное место, называемое этим миром.
Он еле заметно улыбнулся, медленно потягивая свое вино. Да, – ему не за что было краснеть перед самим собой, – и перед самым беспристрастными судьями, – жизнью и временем. Он поступал так, как велели честь и его сердце, – всегда, чтобы не стояло на его пути. Он прожил яркую, насыщенную и большую жизнь, – несмотря на свои всего лишь тридцать три. Многие и за всю жизнь не проживают столького. Не всегда ему было легко, – а подчас и вовсе ой, как трудно. Не всегда любовь была взаимной, – но и ее он успел познать сполна. Не всегда все удавалось, – но и сделанного было немало. И никогда не опускал он рук, – как бы страшно и жестоко не била его жизнь. Он и сейчас не опустил, – просто не видел смысла спорить с неумолимым. Иногда нужно принимать неизбежное, – Освальд этого еще не понимает. Да, что там говорить, – на его месте он и сам бы не простил себе, если бы не сделал всего возможного и невозможного для друга. Но речь шла сейчас о его собственной жизни. И он не собирался барахтаться, как муха в меду в эти последние часы. Да, жизнь он любил, – любил безумно, жадно, страстно, – во всех проявлениях. И она, похоже, отвечала ему взаимностью, – во всяком случае, никогда не заставляла его мучиться от скуки, – а ведь что могло быть хуже этого!
Он поднял бокал, салютуя таким образом прожитому. В нем все было прекрасно, – и даже смерть. Ведь он был одарен возможностью знать свое время, привести дела в порядок, спокойно и размеренно попрощаться, – а подобное выпадает далеко не каждому! Улыбнувшись, – теперь уже по-настоящему, он с наслаждением выпил очередной бокал вина. Тело пронзила новая волна острой боли, – и вся кожа Блэйза приобрела еще более темный серый оттенок. Но он лишь рассмеялся в ответ.
– Ты почти извела меня, старая ведьма, – проговорил он громко, так, будто она могла его услышать, – но не ожидай меня сломить! Неужели ты думала, что боль или страх отравят отведенное мне время? Вот уж нет! И, кстати, – тебя все равно уничтожат! Таких, как ты, не боятся, – таких выкашивают, как сухую траву! – он в голос рассмеялся, вспомнив,
