видя недоумение Дианы, она продолжала:
– Четыре основных марксистско-ленинских пункта, а пятый – выпить и потрахаться.
– Ты-то откуда в курсе? Кияшко нисколько не смутилась.
– Знаю наверняка. А что, хочешь проверить?
– Не откажусь.
Она сказала это просто так, чтобы подзавести всезнайку-подружку.
Костя Краснов не выглядел призовым жеребцом, и если что-то в нем и могло намекать на слабость к женскому полу, то только глаза. Ну и еще, может быть, рот с чувственной нижней губой. И, если приглядеться, ноздри тонкого, с почти незаметной горбинкой носа. А так, в целом и общем, вполне приличный молодой человек – в темном костюме, при галстуке и с комсомольским значком на лацкане. При исполнении, так сказать.
– Пошли, познакомлю, – предложила Кияшко, цепко ухватив Диану за руку. – Не бойся, не укусит.
Костя с приятелем, кажется, мехматовцем, если Диана не ошибалась, стояли в углу зала студенческого клуба и беседовали о чем-то вполголоса.
Упорная, как опохмелившийся бульдозерист, Кияшко, намертво ухватив Диану под локоть, поволокла ее через зал, одновременно шепча что-то на ухо. Оленька была уже навеселе и жарко дышала Диане в шею выпитым шампанским и сигаретами.
– А что, познакомься… Говорят, парень клевый. И не женат. Правда, общественник, но с этим жить можно. Это не гомосексуалист. Это чуть лучше.
Оля была одержима идеей – выйти замуж позже всех подруг. Создавалось впечатление, что это стало главным делом всей ее жизни. За глаза Оля уже получила кличку Ханума, правда, в отличие от литературного прототипа, безгрешностью не отличалась. И сама по большому секрету сообщила Диане, что переспала и с Лидочкиным Жориком, и еще с несколькими мужьями подруг. Просто из интереса, без всяких корыстных намерений.
Отделаться от Оли, если ей в голову приходила мысль с кем-то переспать, было так же невозможно, как забодать паровоз. Оля писала предмету страсти письма на сорока страницах – полные мук любви и вожделения, в которых не было ни одного искреннего слова. Звонила по сто сорок раз в день. Ждала под окнами. Сопровождала во время прогулок, держась в отдалении, как провинившийся кокер-спаниель.
В конце концов мужчина, если он не хотел сойти с ума, был просто вынужден исполнить всю программу, в понимании Кияшко, конечно. И после этого, только с позволения Олиного удовлетворенного самолюбия, мирно уйти. Говоря прямо, Оле был свойствен мужской тип поведения – завоевать, использовать и бросить.
Двадцатилетняя Оля вот уже год осваивала наступательную доктрину и, по мнению Дианы, вполне могла тягаться с Гудерианом, Роммелем или Жуковым. Организовать «Сталинградский котел» приехавшему в город на свою беду известному режиссеру или актеру было для нее так же просто, как опытному карманнику стащить мелочь у слепого.
В отсутствие крупной добычи она не брезговала более мелкой рыбешкой, не делая разницы между студентами и доцентами, и все свои наблюдения о партнерах по сексу, включая
