В углу стоял дорожный чемодан. Моя тень ложилась на ее постель подобно кошмару. Я хотел проникнуть в ее сновидения. Я нарушил ее покой. Мое сердце сжалось… Я ушел, как уходят тени.
Глава 3
Владислав не смог долго оставаться один. Карлик окинул печальным взглядом окружающую Москву. Небо сгущалось в стаю вороньих туч.
«Надо идти», – решил он.
Это незапланированное знакомство глубоко встревожило старика.
Он собрал свои вещи, застегнул до горла кожаный плащ и отправился к себе в каморку.
Старик жил рядом с храмом, на Берсеневской набережной, в пределе церкви Святителя Николы в Берсеневке.
Теперь ночь показалась старику грустной. Ни одной звезды, ни ветра, все застыло, как красивая подделка под стеклом. Мир превратился в макет, и только художник медленно плыл по мосту.
Он спустился к набережной. Холодная река казалась черной. Мелкими шагами он дошел до родной каморки. Деревянная дверь была на засове.
Карлик потянул ручку на себя. Запах красок вылетел наружу.
Владислав потер нос и остановил маленькую ладонь на лбу. Он задумался. В молодости жил в Хамовниках, потом была свадьба, затем – спешные обороты семейных скандалов. После – вторая свадьба. Приглашения, выставка автопортретов… Когда он успел остаться один? Когда переехал жить в «шкаф»?
Поднялся ветер. Старик широко улыбнулся. Ему стала ясна одна простая истина: одиночество заставило его терпеть многие вещи. Потребность доказывать правоту исчезла. Он стал молчаливым. А этот парень разбудил в нем мирские чувства, тягу к прошлому, воспоминания об ошибках.
Он опустил руку в карман и достал кисть. Единственная подруга, которая прислушивалась к его боли. Она могла умело изобразить его просьбу на полотне, но это было так давно, что сейчас не вспомнишь. Где все портреты? Раскуплены, раздарены?
Теперь его душа потеряла интерес к миру, и только храмы волновали дух. Столпы-кубышки, арки, декорированные фасады, семейные усыпальницы, ряды кокошников с килевидным верхом, трапезное крыльцо.
Карлик снова улыбнулся. Ветер бил его по щекам.
Напротив в темной позолоте спал центральный храм Москвы.
Старик оглянулся. Его маленький домик стоял неподвижно, покрытый ночной сыростью. Он смотрел дальше – сквозь дом – в прошлое. Накатили слезы.
Он ущипнул себя и засмеялся как ребенок.
Ему показалось, что он, маленький Владислав, открыл дверь потустороннего мира и прошел в него. Теперь он как бы из окна наблюдает знакомые сердцу места.
Небо плывет. Синие звезды больше не нуждаются в том, чтобы их натирать. Река ближе к Кремлю сужается. Архангельский собор величественно дремлет. Люди будто исчезли. Тишина неимоверная. Это знак. В Москве редко бывает тихо.
Значит, умер.
Нет.
Старик опять себя ущипнул.
Улыбка.
Наоборот, ожил. Кто-то разбил его плавный устрой жизни, и он не желает ругать кого-либо. Владислав слишком добр для зла. Он давно научился побеждать, не вступая в конфликт, но сегодня было исключение.
