Повторяю: сердце следует заменить на желудок. У тебя, видимо, пока не развито чувство слова, я бы сказал, поэтический слух. Но это поправимо. – Дёма с тоской посмотрел на него. Дёма… Косая, невнятного оттенка челка, небольшой лоб, крупный, несуразный нос, бугристые щеки и подбородок – все в белых головках и черных точках угрей… «Да кто ты, собственно, такой, Дёма? Сам-то ты можешь что-нибудь написать?»
– И откуда ты все знаешь?! – не выдержал Павел.
– Что вы едите, что вы такие умные? – опять вставил кто-то.
– Видишь ли, – Дёма снисходительно улыбнулся, – я являюсь членом лито.
– Членом чего??
– Я являюсь членом лито, – с достоинством повторил Дёма, – членом литературного объединения при институтской многотиражной газете. В ней опубликовано несколько моих заметок. И руководитель лито хвалил мои стихи.
– И этот пишет! Прямо не бригада, а!.. Дай-ка сюда, – листок забрала рука Евгения Крокодилыча. – Продолжим, – он поерзал взглядом по строчкам и торжественно начал читать:
Грохочет в руках пневмомолот,
сейчас я умру, может быть.
А сердце тоскует: я молод!
Я молод, мне хочется жить!
Слипается взмыленный волос,
с лопатой немеет рука,
и даже свой собственный голос
доносится издалека…
– Не вижу никакой иронии, – сказал Евгений Крокодилыч, оглядывая всех. – Написано всё как есть. Суровая действительность, да-с. И тот, кто не сидел в яме, не кидал бетон, пусть первым бросит в меня… – нет, вот в него! – камень. Требую оставить всё как есть.
– Так. Вы мне мешаете работать, – нахохлился Дёма. – Отдайте текст!
– Пожалуйста! – бумажка полетела на стол.
– Так. Следующий, – он взял у Кости листок, углубился в «текст», сводя и разводя брови и почесывая карандашом за ухом.
– М-да… – произнес он наконец, – мм-да! Здесь, по-видимому, нарушена константность экспрессии. Например, не вполне ясно, что означает строка «Я потом что непонятно объясню», – он почесал за ухом. – Все же необходимо отметить, что это несколько лучше, чем произведение предыдущего автора, хотя первое и ближе нам по теме…
«Да что ж там написал Костя?!»
А Женя читал из-за Дёминой спины.
– Это Окуджава, – сказал он. – «Живописцы, окуните ваши кисти…» Это песня Окуджавы.
– Костя, как же так? – вскочил Павел. – Скажи, ведь это твои стихи, Костя! (Костя побледнел.) Скажи, это твои стихи?!
Костя пожал плечами:
– А я и не говорил, что мои.
– Так. Мы будем снимать кино, или мы не будем снимать кино? Мы будем делать газету, или мы не будем делать газету? – Дёма постучал карандашом по столу. – Где у нас фотографии?
– У меня рука болит, – сказал Игорек.
– Нет фотографий! – жестко ответил Коленька. – Я пленку засветил.
Пауза затягивалась…
