заревели от страха и переживаний за маму с папой. Арсений привел их к иконостасу просить Христа остановить потоп. Детям не пришлось долго просить: только они преклонили колени и стали уговаривать Бога, как бедствие прекратилось.
О преподобном Арсении, тогда еще не причисленном к святым, но благоговейно почитавшемся в домах многих фарасиотов, у Эзнепидисов вспоминали постоянно. Он как будто жил в семье, незримо участвовал во всех ее делах. С ним советовались, его имя не сходило с уст, когда приходили родственники или друзья. А о своем крещении и наречении именем Арсений мальчик слышал так часто, что рассказ этот стал для него подобием прочного камня, на котором только и могла выстроиться будущая жизнь. Возможно, ребенком Арсений не понимал значения того благословения и таинственного напутствия – как бы запаса пищи и света в путь, – что дал ему святой Арсений Каппадокийский, крестив его, подарив свое имя и поминая в молитвах и при жизни, и по кончине. Но знание того, что Хаджи-эфенди пожелал оставить после себя преемника, то есть наследника-монаха в его лице, сопутствовало Арсению-младшему изначально. Это знание ждало в нем срока, чтобы выйти на свет, стать твердым решением и в молодые годы привести его в монастырь. Арсений и монахом, но и прежде – мальчиком и юношей, – никогда не терял духовной связи с фарасским светильником. И ныне для многих православных они неразлучны – святой наставник и святое чадо. И на иконах, что пишут сегодня в Греции, они встретились: старший старец стоит, а младший старец опустился перед учителем на колени и слушает, стараясь не проронить ни слова.
Мастерская заботливого и строгого отца; взывающее к совести терпеливое воспитание матери, учившей детей ласково или с болью, но не дававшей подзатыльников; тихие беседы бабушки, вручавшей внуку самое дорогое, – все помогало чуткому ребенку понемногу познавать себя. «Мой отец, – замечал впоследствии преподобный Паисий, – любил меня за мастеровитость, за умение управляться с разными инструментами, а мать (и здесь проявляется особая взыскательность преподобного к своей душе) – за ложное (вероятно, наружное) благочестие».
Несомненно, всякий человек, подрастая, кому-то подражает, причем будто невольно (потому что воля еще совсем не крепка) – по той естественной причине, что всему в жизни мы учимся, повторяя за старшими. Как же велика ответственность старших перед Богом за судьбы младших!
В судьбе преподобного Паисия события и обстоятельства сложились так, что он, приняв близко к сердцу беседы с бабушкой об Отроке Иисусе, помогавшем приемному отцу-плотни-ку, захотел подражать Ему, помогая родному отцу в столярном ремесле. Матери Божией он подражал, взирая на чистоту и самоотверженность родной мамы, неутомимой Евлогии. И было еще нечто, к чему удивительным и упрямым образом влеклось сердце мальчика, – это подвиги святых. Читая о них, Арсений безотлагательно стремился подражать их вере и мужеству; и не мог он не радоваться тому – по-своему, конечно, как ребенок, – что
